Онлайн книга «Сердце разбитой кометы»
|
– Так я не знаю, милая! Вы вошли и слово сказать не упели. Бац! И в обморок! Почему? Не знаю. У вас как со здоровьем-то? В поезде вроде нормально все было… – участливо поинтересовалась старушка. – У меня? – задумалась Антонина, продолжая доверительно смотреть ей в глаза. – Плохо у меня со здоровьем, скорее, с головой… – Ой, молодая же совсем! Проверяться тогда надо у врачей-то! Вы же к своей любви ехали! – зацокала языком Валентина Петровна. – Никакой любви не оказалось, одна я… а вокруг мертвые люди. – Как так? – спросила старушка и потрогала лоб Тони. – Жара вроде нет… – При чем тут жар? Мерещиться мне что-то стало. – Что именно? – Ну, мертвецы всякие, говорю же. Со мной что, совсем плохо? Может, на меня здешний климат так плохо влияет? Белые ночи… – Нет еще белых ночей-то, – ответил «покойник». – Какие мертвецы, деточка? – поинтересовалась женщина. – Ну, вот, – покосилась на Геннадия Альфредовича Антонина. – Мне мерещится, что этот мужчина, – она тыкнула в сторону бывшего покойника пальцем, – вчера лежал в гробу, и я это видела так же четко, как сейчас вас. Плохо, да? Вы меня в психушку сдадите? – спросила Антонина. И тут Геннадий Альфредович рассмеялся. – Я, кажется, все понял! Вам не привиделось! Вы вчера на самом деле были на моих похоронах, – весело заявил он. – Звучит по крайней мере странно, – поежилась Антонина. Она лежала на кожаном диване, куда ее положили. – Так это правда! У нас родился такой замысел! – потер Геннадий Альфредович руки. – Какой замысел? – Тоня уже не доверяла никому, даже самой себе. – Нет, он несколько необычен, конечно! Замысел, я имею в виду… Но сейчас такое креативное время, что все имеет право на существование. Мы решили, что человек празднует день рождения, свадьбу, юбилеи и прочее. А вот похороны свои уже не видит, поэтому они его и страшат. – Вообще это логично. Не видеть свои похороны! – отметила Антонина. – Есть люди, вы не поверите, и их немало, которые хотят это видеть, хотят поймать это ощущение и, может быть, в дальнейшем не так бояться смерти или как-то скорректировать свою жизнь. И это нормально. Креативные люди. – Философия, – то ли спросила, то ли высказала свое мнение Валентина Петровна. – Хотя лично я не очень одобряю… – Как это? – не совсем понимала Тоня, но уже начала немного приходить в себя, начала верить, что мужчина вполне живой. – Человек оплачивает свои похороны, все по-настоящему. Ну, почти по-настоящему. Лежишь себе в гробу и слушаешь музыку, а также как все приглашенные говорят о тебе, то есть об усопшем, хорошие слова, ведь о мертвом или ничего, или хорошо… Это очень необычно, я бы сказал, но многое переосмысливаешь, – вздохнул Геннадий Альфредович, наливая Антонине и Валентине Петровне по чашечке чая. – Угощайтесь! – предложил он. – Спасибо. Значит, вы вчера так развлекались? – спросила Антонина, начиная «догонять» ход креативной мысли. – Да! Вчера был мой черед. Совершенно верно! – И часто такое происходит? – Арендуем помещение раз в две недели примерно, как заказ поступит. – Как же вы живы остались после такого возлияния! – засмеялась Валентина Петровна. Антонине наконец-таки стало понятно, почему администраторша Ирина упорно называла их сборище вечеринкой, а не прощанием с человеком. – Я не пожалел о своих похоронах. Услышал о себе много хорошего: что я талантливый художник, хороший человек. Даже, знаете, самооценка поднимается и азарт к жизни появляется. Уже давно не было у меня такого вдохновения, чтобы картину написать. – Тем более что под шумок и картины ваши втридорога ушли, то есть можно и материальные дела поправить, – отметила Антонина, которая не смогла не съязвить. – Вы так говорите, словно люди не знали, что я не умер! – рассмеялся Геннадий Альфредович. – Все по доброй воле! Никаких поборов! – Знали? – спросила Антонина. – Конечно! Это шоу! Постановка! – Так это я одна ничего не знала? Как всегда… – вздохнула Антонина. – Как вы там вообще оказались? – Геннадий Альфредович веселился вовсю. – Так Тонечка поселилась в отеле «Галерея», – пояснила Валентина Петровна. – Мы с ней вместе на поезде из Москвы ехали. – Случайно зашла, а потом уже и выйти не смогла, стечение дурных обстоятельств, – хмуро ответила Антонина. Сам Геннадий Альфредович растворил в стакане с водой какую-то таблетку и принялся пить, морщась и кряхтя. – Как же голова раскалывается! – Цвет лица у тебя, Боря, лучше уже. К жизни возвращаешься, – подбодрила его Валентина Петровна. – А что с вами случилось? В гробу перележали? Или венками задавили? – спросила Антонина, подумав: «Куда же лучше? Зеленый такой… Что же до этого было?» – А вы все такие в Москве? – покачал головой Геннадий Альфредович. – Извините, но я просто испугалась, когда вас увидела сейчас. Я же чуть не умерла! Так прямо и отключилась. – А я перепил вчера крепко, – пояснил Геннадий Альфредович. – Да еще в моем-то возрасте! – Перепили?! – удивилась Антонина. – Да вы же лежали трупом! Все ели, пили, но не вы… – Да вы рано отключились, дорогуша, – засмеялся Геннадий Альфредович. – После распродажи моих картин я под аплодисменты встал из гроба и принял массу пожеланий долгой и счастливой жизни. Выслушал комплименты, что мои похороны прошли удачно. Ой, бедная моя голова! Такое чувство, что я выпил вчера с каждым пришедшим. Правда, несколько человек реально были в отключке. Вы, милочка, скорее всего, и были среди них. Ой, да что вспоминать! Пейте, девочки, чай и радуйтесь жизни, жизнь – это вода. Особенно после обильного возлияния. Антонина внимательно осмотрела кабинет директора музея, наконец-таки расслабившись. – Красиво у вас здесь. – А как же! У нас и музей красивый! Иногда приходится и солидных людей принимать. Они могут проявить свою гражданскую позицию, расщедриться на меценатство и передать в музей очень ценный экспонат. У нас процентов тридцать экспонатов именно так и появились, из частных коллекций. Поэтому мой кабинет должен внушать доверие и выглядеть соответствующим образом. Мебель здесь дорогая, антикварная, есть очень интересные книги, в том числе и старинные, в том вот книжном шкафу. Но все же это – не музейные экспонаты. Я бы не позволил себе ничего испортить своей старой задницей, – сказал Геннадий Альфредович. – Я с большим уважением отношусь к вещам, которые надо сохранять. Поэтому здесь везде, и под вашими попами в том числе, вещи старые, но не музейные. – Опять ты все про попы, старый лис, – с укоризной в голосе сказала старушка, даже краснея. |