Книга Инферно. Армия ночи, страница 66 – Скотт Вестерфельд

— Расслабься. У Корни нет никаких болезней — кроме той, которой он тебя уже наградил.

— Давай, давай, напомни мне об этом, а то вдруг я забуду! — Ласи, перегнувшись, посмотрела через край крыши. — Как там доктор Крыса всегда говорит? Что коты могут падать с любой высоты?

— Эй!

Я опустился на колени и, как бы защищая, погладил кота по боку. Он продолжал чавкать, не обращая внимания на ее угрозы.

— В одном ты прав, — продолжала Ласи. — Такой толстозадый кот, скорее всего, проломит в тротуаре достаточно большую трещину, чтобы через нее полезли монстры. Мэнни это не понравится.

Мэнни в последнее время расположился к нашему Корни. В этом здании домашние животные официально находились под запретом, но он и другие работники из обслуживающего персонала начали делать исключения из этого правила. Слишком многие жильцы жаловались на то, что крысы шумят в стенах, и мы одалживали им Корнелиуса на ночь. По большей части они с радостью откликались на это предложение — после наших объяснений, что стоит коту оставить в квартире свою перхоть и шерсть, и грызуны будут обходить ее стороной. Нужно просто не дергаться, когда, проснувшись, обнаружите кота сидящим у вас на груди. В конце концов, этот дом находился на линии огня; мы с Ласи рассматривали его как свой персональный проект.

Плюс Ласи по-прежнему задешево сохраняла свою квартиру с прекрасным видом из окна. Санитарная инспекция продемонстрировала ее домовладельцам несколько жутких фотографий всей этой катавасии с крысами, и они продлили договоры аренды жильцов седьмого этажа на неопределенный срок. У этих не совсем обычных домовладельцев денег и без того хватало — они владели землей в Нью-Йорке уже почти четыреста лет.

Конечно, мы понимали — оставшись в городе, мы должны быть готовы к тяжелым испытаниям. В Нью-Йорке может стать очень, очень беспокойно. Нас ждут суровые дни, и не когда-нибудь, а буквально с минуты на минуту. К этому придется привыкать — продолжать ходить в бистро Боба, когда хочется съесть бифштекс, и с невинным видом болтать с Ребеккой, все время помня о том, что вот-вот наступит «Чернобыль», крушение цивилизации или апокалипсис зомби.

Или, как теперь выражаются в Новом Дозоре, — вспышка.

Когда с гамбургерами было покончено, я сказал:

— Пора заняться делом.

Ласи закатила глаза, не упустив случая продемонстрировать, как она относится к тому факту, что я занимаю в Новом Дозоре более высокое положение по сравнению с ней. Тем не менее она взяла бинокль и направила его на пылающую красным закатным огнем реку.

— И что мы теперь ищем?

— Признаки «червя», — ответил я.

— Тоже мне, новость! Хотя… никто никогда не говорил мне, что же это такое на самом деле — признаки «червя».

— Что такое «червивость»?

Она показала мне язык. Я улыбнулся и поднес к глазам бинокль.

— Когда ты их увидишь, то сразу поймешь. Так со всеми нами происходит.

— Не сомневаюсь. Но они хотя бы любят воду?

— Еще один хороший вопрос. Правда, туннель подземки проходит не через воду, а под ней.

Я повел биноклем по вытяжным башням; именно они, закачивая под землю свежий воздух, пробудили «червя». Над кирпичными, лишенными окон колоннами в неверном вечернем свете кружили чайки. Закат окрасил тускло-оранжевым их белые перья. Кстати, это было что-то новенькое — парящее над башнями облако летающих кругами птиц. Никто не понимал, что это означает. Новый переносчик болезни по воздуху? Простое совпадение? Любители падали, чувствующие приближение массовой бойни?

Я вздохнул.

— Иногда мне кажется, что на самом деле мы вообще ничего не знаем.

— Побереги нервы, Кэл. Все еще только начинается.

С улицы донесся вой сирены, и, отбежав на другую сторону крыши, мы остановились у края, вглядываясь во тьму. Пространство между нашим и противоположным домами затопили звуки потрескивания рации и вспышки мигалки полицейской машины. Надо полагать, арест.

— Значок с тобой? — спросил я.

— Как всегда. Лучшая часть работы. Иногда нам приходилось вмешиваться — если

полиция собиралась упрятать в тюрьму сбитого с толку, склонного к насилию новичка. Мы демонстрировали свои значки службы национальной безопасности и несли всякую чушь насчет биологического оружия. Удивительно, но практически всегда полицейские быстро давали задний ход. Десять часов спустя новоиспеченный инферн оказывался в Монтане, получал внутривенно чеснок и быстро входил в курс дела. Конечно, в наши дни убедить их не составляло особого труда — признаки того, что творилось, были повсюду.

Я сфокусировал бинокль на толпе, сгрудившейся вокруг полицейской машины. Копы надевали наручники на парня, и женщина пронзительно орала на него, потрясая сумочкой, которую держала за разрезанный ремешок. По тротуару рассыпалось содержимое сумочки. Еще одна полицейская машина неспешно двигалась к месту происшествия на расстоянии квартала.

Я вздохнул и опустил бинокль.

— Похоже, это просто карманник.

В пользу инфернов можно сказать по крайней мере одно — они никогда не воруют, разве что случайно подвернувшийся шмат мяса. Они неспособны продумывать свои действия достаточно далеко вперед, чтобы охотиться за деньгами. И это по-своему любопытно — что, несмотря на разрастающуюся вспышку, обычные преступления продолжали происходить. Может, их даже стало больше. Конец там мира или нет, в этом отношении люди менялись мало.

— Да, — Ласи тоже со вздохом опустила бинокль и пожевала нижнюю губу. — Не везет.

— Не расстраивайся. Ночью нам наверняка будет чем заняться — как всегда.

— Наверное. — Она покачала головой. Мне просто грустно.

— Почему?

Она испустила долгий вздох.

— Всякие побочные эффекты.

— Таблеток?

— Нет, болезни. — Ласи состроила гримасу. — Мне больше не нравится картофельный салат.

Я засмеялся.

— Не волнуйся. Просто карбонаты паразиту ни к чему.

— Конечно, но что, если это… ну, ты понимаешь, проклятие? Что, если я начинаю ненавидеть то, что раньше любила?

— Ты из-за этого расстраиваешься? Ну, может, стоит подвергнуть тебя небольшой проверке, просто на всякий случай.

Я притянул ее к себе, и мы поцеловались. Поднялся холодный ветер, Корни выписывал восьмерки вокруг наших ног, но поцелуй по-прежнему был нежен и нерасторжим. Так многое изменялось вокруг, и это было здорово — что чувства оставались теми же.

И по- прежнему от Ласи замечательно пахло.

— Пока не ненавидишь меня? — спросил я спустя какое-то время.