Онлайн книга «Выстрел в Опере»
|
— Где мог. Я пошел в Башню, на Яр Валу. Но не мог попасть внутрь. — Да, туда никто не может попасть. Кроме нас. И Акнир. — Тогда я пошел к тебе домой. Я подумал, ты вернешься туда. — Но когда мы были с тобой в Прошлом, ты понял… — Маша покивала своей догадке, не ожидая подтверждения от Мира. — Ты понял, когда спасал Анну и Рику. Ты почувствовал: тебе не страшен медведь, тебе нечего бояться. «Кроме одного, — что однажды ты прогонишь меня», — сказал ей Мир Красавицкий. «Я не брошу тебя, до тех пор, пока не смогу тебе помочь», — принесла она ему страшную клятву. Не зная, что он мертв. И ему невозможно помочь — и в эту минуту она клянется не бросать его никогда! Опустив голову, мертвый — такой странно живой Мир стоял на краю Михайловской-Владимирской горы, спускающейся к Царской площади, к «Европейской» гостинице… …в ресторане которой Анна согласилась выйти замуж за Гумилева. «Быть может, за тем же самым столом, где сидели мы с Миром. Она дала клятву по той же причине, что и я Мирославу. Она чувствовала себя виноватой в том, что Гумилев чуть не погиб… Но он погиб. И Мир погиб. И обе мы виноваты в их смерти». — Поэтому там, в ресторане, ты предложил мне остаться жить в Прошлом. Там никто не знал, что ты умер. Если бы я осталась жить с тобой там, возможно, я б никогда не узнала… И считала б тебя нормальным. — Я просто люблю тебя, — сказал он. — Не ищи других объяснений. Это объясняет все. Я просто хотел быть с тобой. Всегда. «И будет. Теперь он всегда будет со мной. Ведь я обещала ему». — Прости меня, Мир, — умоляюще прошептала Маша. — Но я, наверное, никогда… Ты знаешь, я люблю другого. — Он умер! — Мир поднял глаза. — Не хочу тебя обижать, — сказала она, — но ты — тоже! — Но я с тобой, — возразил Красавицкий. — Я, а не он. Потому что я люблю тебя. У Маши свело желудок — стремительно и удушливо больно. Если бы Врубель любил ее, он был бы с ней! Это не приходило ей в голову… Она винила себя, Город, время, в котором они разминулись, его смерть. Но смерть перестала быть оправданием. Если бы Врубель любил ее, он был бы с нею — как Мир! Мир любит ее… — Присуха! — Маша испуганно приложила пальцы к губам. — Ты ж никогда меня не любил. Ты выпил приворотное зелье. Ты должен был разлюбить меня через тринадцать часов! — Но не разлюбил. — Потому что ты умер раньше! До того, как действие Присухи закончилось. И оно не может закончиться, потому что ты умер. И я виновата в твой смерти. И в том, что ты не можешь умереть. — В том нет твоей вины, — сказал Мир мертвый. — Меня убила твоя подруга. — Ты погиб из-за меня. Ты вытаскивал меня из-под Катиной машины. Я дала тебе выпить Присуху! — Ты не знала, что ты даешь. Это знала твоя подруга, вторая. Она сварила эту дрянь. — «Я не знала» — не оправдание! Ахматова тоже не знала, почему все рядом с ней умирают. Демон не сказал ей. Даша не сказала мне. Но мы виновны… Это наша вина, Киевиц! И мы обязаны это исправить. Нужно освободить тебя как-то. От меня. Хотя бы теперь. Наверняка в Книге есть способ. — Я так не думаю, — помедлив, сказал Красавицкий. — Это слишком похоже на вечность. Слишком похоже на крест. «Крест…» Маша повернула голову вправо и молча пошла по прогулочной дорожке, убегающей на верхнюю террасу Владимирской. Мир шел за ней — она знала это. Поравнявшись с верхней беседкой, Киевица подошла к обрыву. Черная спина крестителя Руси еще не успела позеленеть. На кресте еще не успели зажечься лампочки. Вечерело. Как-то вдруг горка стала почти пустой. — «Древний город словно вымер, странен мой приезд…» — тихо сказала Маша. …Над рекой своей Владимир Поднял черный крест. Путь мой жертвенный и славный Здесь окончу я, А со мной лишь ты, мне равный, Да любовь моя. — Ахматова? — спросил Красавицкий. — Она хотела умереть здесь? — Где здесь? — отозвалась Ковалева. — Откуда мне знать? В Киеве. Или на Владимирской горке. Она ж написала «путь мой жертвенный и славный здесь окончу я». — «А со мной лишь ты, мне равный…» Машин взгляд вцепился в фигуру Великого князя, под грозным крестом которого Аннушка объяснилась в любви своему Демону. «и будет моею твоя дорога» — «путь жертвенный и славный» — слились в одно. И завершились: «сознаньем горделивым, что жертв своих не ведаешь числа». — Жертва и слава. Приносишь жертву — получаешь славу. Это стихотворение тоже написано в Киеве. В 1914 году! — вскрикнула она. — Ты имеешь в виду, что в этом году началась первая мировая война? — не уловил мысль Мирослав. — Я имею в виду: через четыре года после замужества! Ахматова вышла замуж в 1910. В 1914 она уже прославилась на всю Россию, но… Бог мой, она не разлюбила его! Это ж все объясняет, все ее странные стихи. — А в чем их странность? — задал нужный вопрос Красавицкий. — Это известный факт, — ускорила темп Ковалева. — Так написано в статье. Ахматова постоянно признавалась в любви некому любимому. Гумилева это злило. Она была верной женой. Но каялась, что во сне изменяет ему с другим, каялась со слезами! А в стихах непрерывно писала о своих изменах, предательствах, муках. А читатели верили, что все, написанное в ее стихотворениях, — правда. И гадали, про кого она пишет. Ей приписывали романы со всеми известными на тот момент петербургскими деятелями. А муж ходил по городу как ветвисторогий олень. Сам подумай, что еще можно подумать, когда солидная замужняя женщина заявляет: «Может быть, лучше, что я не стала вашей женой» — это ж явно не мужу! 11-й год, написано в Киеве. «Эта песня последней встречи» — сентябрь 11-го года, написано в Киеве. А мужу она посвящает стихи — «Пришли и сказали: „Умер твой брат“» — тоже написано в Киеве. И брат ее таки умер, и муж тоже, — сказала Маша неважное, уже известное. И замолчала, пытаясь поймать нечто, сказанное выше и показавшееся очень-очень важным. — Выходит, после замужества она часто бывала в Киеве, — сказал Мир. — Это понятно, — махнула Маша рукой. — Здесь остались жить ее мать и последняя из оставшихся в живых сестра Ия. Но она любила его… «И загадочных, древних ликов на меня поглядели очи», «Я спросила: „Чего ты хочешь?“ Он сказал: „Жить с тобой в аду“»… Это ж о нем!! Она не знала, кто он, но она любила его! И выбрала его дорогу. Она таки стала ведьмой. В том смысле, что «ведьма» происходит от «ведать», «знать». И она ведала, что творила! Она не предсказывала чужие смерти — она знала! Она поняла, что за вещь наша Лира. Или увидела… Как способны видеть одни писатели и поэты! Потому ей так понравилась Мишина икона. «Киевский Врубель. Богородица с безумными глазами». Она повторила его ошибку. Он тоже попал в мышеловку из-за любви. Он написал Богородицу с ведьмы. Она поклялась в божьем храме, что будет любить… |