Онлайн книга «Выстрел в Опере»
|
— Надо же! — вытащила она из заднего кармана шортов мобильный. — Он работает! Левый верхний угол экрана показывал крохотную вышку и пять черточек сбоку. — Как он может работать здесь? — Не знаю. Я вообще не знаю, как ваши телефоны работают. Маша, усевшаяся на пол, уткнувшаяся расстроенным носом в колени, больше не желала знать ничего. «Я погубила анти-революцию. Я — слепая, слепая… Что теперь делать?! Взорвать памятник взорванному Гриневицким Александру II, чтобы Столыпин не ехал в Киев? Украсть у Столыпина орден Святого Владимира? Безумие. Чушь…» Чуб набрала Катин номер. Не отрывая взгляд от фундуклеевских шляпок, Дображанская взяла заверещавшее средство связи и слепо сбросила вызов. — Работает!!! — восторжествовала Чуб. — Кому б позвонить? — Подумав, пальцы выдавили привычную дробь. — Алло, ма? Это я. Ты меня слышишь?! Землепотрясно! Ложишься спать? Ночь? А сколько у вас? В смысле, сколько сейчас времени? Она еще спит? Алло, алло, алло! Прервалось… — Даша перенабрала. — Тю! Теперь занято! С кем она разговаривает? — С тобой, — сказала Маша. — Я отследила: уходя в Прошлое в 13.01, мы возвращаемся ровно в 13.02. Мы словно делаем порез на времени. И длина этого пореза — минута. — Не въехала, — напряглась Чуб. — И эту минуту ты уже выговорила! Не хочу объяснять. — Хренотень, — заключила Землепотрясная Даша, так и не уразумев технологию чуда. — Мы с мамой и поссориться не успели. А наша поэтесса все еще спит. С тех пор, как мы спасли ее, прошло меньше суток. А кажется — год… Кстати, а что мы с ней будем делать, когда она проснется? Или она нам по барабану? Мы не будем для нее Лиру искать? — Для нее? — За минувшие сутки, вместившие в себя не год, а многообразные столетья и годы, Маша успела напрочь забыть про повесившуюся из-за Анны Горенко Голенко, выведшую их на историю Лиры. — Ну она же считала, что Лира должна достаться ей. А Ахматова ее вроде как сперла. И потому в стране нет литературы, — приподнявшись на локте, Даша уставилась на студентку-историчку. — А где вообще эта Лира сейчас? В нашем времени? — Откуда я знаю! — озлилась историк. — А ты уверена, — спросила Чуб, — что это неважно? В этом Маша уверена не была. Потому, выплыв из глубин самоедства, встала и пошла к книжному шкафу. — Демон сказал, — провела она сомневающимися подушечками пальцем по корешкам, — с тех пор, как они повстречались, Лира искала Булгакова. — Нормально, — согласилась Чуб с Лирой. — Я б на ее месте тоже искала. Булгаков в сто раз круче Ахматовой. На четырех нижних полках проживали материалы, касающиеся дела Богрова — Столыпина. На верхней — стояли пять книг Анны Ахматовой. И одна… Та самая, красная, вынуждавшая Машу морщить лоб. Сборник Булгакова: «Белая гвардия», «Дни Турбиных», «Мастер и Маргарита», «Консультант с копытом», «Дьяволиада». И хмурилась Маша сразу по трем причинам. Первая была ею озвучена. Кабы она заглянула в этот шкаф и в эту конкретную книгу чуть раньше, ей не пришлось бы догадываться, она бы все поняла! По одной первой главе «Мастера и Маргариты», исчерканной рукою Кылыны вдоль и поперек. …Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дяде в Киев? Нынче ж Маше оставалось повторять вслед за Мастером: «О, как я угадал! О, как я все угадал!» Вторая ж причина заключалась в том, что предшествующий «М и М» роман «Белая гвардия» — (единственное произведенье мастера, уважаемое Киевским Демоном, единственная из всех существующих в мире книг, посвященная Киеву!) — был единственной книгой Михаила Булгакова, которую Маша не прочитала. Как точно заметил когда-то Киевский Демон, подсовывая Киевице похожий сборник: «„Белую гвардию“ девушки обычно не сильно любят. Она ж про войну». Но тот, подаренный Киевицким, том сгорел в пожаре Кирилловской церкви, прежде чем Маша успела его познать, и, по итогу, о самом киевском в мире романе Ковалева знала лишь кучу отрывочных фактов, почерпнутых из многочисленных биографий Булгакова. И два абзаца. Причем первый из них, бывший последним абзацем романа и повествующий о кресте и мече, неделю тому спас жизнь их Городу!!! А второй, заключавший загаданную Машей строку, был первым абзацем «гвардии»: Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс. В нем — трижды очерченном Кылыной! — наверняка таилось что-то не менее важное, чем в переехавшем Берлиоза трамвае, чем в дате 1.9.11! Но в чем эта важность, Маша, киевского романа не знавшая, не могла угадать… Что, собственно, и было третьей причиной ее хмурости. «При чем здесь Марс и Венера?» — А нельзя сделать на улице лето? Нет, не нужно, пожалуй. Зима тоже красиво. — Катя ни к кому не обращалась. Ей никто не ответил. Но прозвучавший вопрос породил другой: «Почему я сделала зиму? С мелким снегом…» Маша натужно вгляделась в туманную заоконную манку. Крупу сменили ватные хлопья. Крупные, быстрые. Ветер завыл, ударил в стекло. — Буря, — сладостно сказала Катя. Что-то ледяное шевельнулось внутри. А потом Маше почудилось: кто-то дернул ее за зрачки, потащил вниз, к первой снежно-белой странице, к эпиграфу, который она проскользнула, отсчитывая строчки: Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло. — Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран! «Капитанская дочка». «Боже! При чем здесь Пушкин?! Пушкин-то здесь при чем?!» — завопил Машин мозг. Найденная и несомненная «одна подсказка» Демона только запутала все еще окончательней! «Какое-то литературное дело! Сплошные писатели и поэты. Ведьмы и колдуны!» — сказала незабвенная Даша. — Во всем этом деле Булгаков постоянно где-то рядом, — не дала забыть о себе реальная Чуб. — И не говори мне, что это лишь потому, что он написал про трамвай! — Она села на диван, так и не успев на него толком улечься. — Если Лира нашла его… — Он не брал Лиры!!! — Ты че? — не поняла Землепотрясная причины столь бурной реакции. |