Книга Проклятие темных вод, страница 42 – Пенни Хэнкок

— Мне тоже не нравится связывать тебя, — мягко убеждаю мальчика. — Если хочешь, чтобы мы с тобой немного погодя выбрались отсюда, ты должен мне помочь. Но если ты привлечешь внимание и возбудишь подозрения, кто знает, что может с нами случиться?

— Я тут как крыса в норе! И пока никто не приходил. Какой смысл во всем этом? Не бойтесь, развяжите меня! Окошко слишком узкое, я в него просто не пролезу.

— Знаю. А пролезешь — упадешь в реку и умрешь: если будет отлив, сломаешь себе что-нибудь, шею или спину, а если прилив — потоком тебя мгновенно утянет под воду. — Пугать мальчика неприятно, но я не хочу, чтобы он вынашивал планы побега.

Парень оторопело глядит на меня.

— А вот Себ наверняка бы нашел выход, — бормочу себе под нос. — Соорудил бы веревочную лестницу и разворотил чем-нибудь окно. Как только рождался план, его ничто не могло остановить.

— Кто-кто? О ком вы говорите?

— Ни о ком. — Смотрю мальчику в глаза.

— Тут холод собачий. И воняет, и вообще мерзко. Может, выпустите меня?

— Мне жаль. Правда. Очень жаль. Думала, сегодня все уедут. Но, представляешь, Грег хочет остаться еще ненадолго. Как все надоело… В общем, тебе придется побыть здесь еще по крайней мере ночь.

— Чего?

— Если тебе что-нибудь надо, если что-то может скрасить пребывание здесь — я принесу.

— Но меня не отпустите?

— Нет пока. — Грустно смотрю на парня, качаю головой.

Джез замолкает, и я боюсь, он заплачет.

— Если хотите секса, я согласен, — вдруг говорит этот ребенок. — Потом вы меня отпустите. Пожалуйста! Я никому не расскажу, честное слово. Ну!

— Не надо, Джез…

— Чего не надо?

— Не делай этого. Не приземляй наши отношения.

— Но… Тогда не понимаю. Если дело не в сексе, чего ради вы все это со мной творите? — Мальчик трясет руками в браслетах из скотча.

— Мне достаточно того, что ты рядом.

Вижу, что он не понимает. А может, не хочет понимать. Или в неподходящем настроении. Хочу объяснить, что дело в желании — подавляющем, несокрушимом желании быть с ним. Оно бурлит во мне, угрожая перехлестнуть через край. Оно изнуряет, выматывает, требует новых сил, но отступиться я не могу.

И тут Джез пробует зайти с другой стороны.

— Я ведь не приличный, вы же в курсе, — говорит он развязнее, добавив жесткости в голос. — Балуюсь наркотиками. Слишком много времени провожу наедине с гитарой. Не умею правильно читать и писать. Вы меня не знаете. Если б знали, не заинтересовались бы.

Я смеюсь:

— Думаешь, люди нравятся друг другу, только если они приличные? Чем больше я слышу о твоей другой стороне, тем сильнее хочу, чтоб ты был рядом. Себа тоже с большой натяжкой можно было назвать приличным. Это не мешало мне любить его.

— Опять этот Себ!

— Что?

— Вы все время упоминаете какого-то Себа. Кто это?

— Не обращай внимания.

Содрогаюсь. Так. Перестать вспоминать имя Себа, не искушать судьбу!

— Вы просто не понимаете, — продолжает Джез. — Папа махнул на меня рукой несколько лет назад. Маму я разочаровал тем, что оказался дислексиком. Хелен единственная меня терпит.

— Хелен? Твоя тетя? И что в ней такого великого? Говоришь так, будто она святая.

— Что?

Мой желчный тон поразил и мальчика, и меня саму. Почему я не могу спокойно слушать, как он нахваливает Хелен или упоминает о симпатии к любой другой женщине?

— Ты ее будто на пьедестал возводишь.

— Да ну, какой пьедестал! Просто ей до лампочки, чем мы занимаемся, только и всего.

Я немного оттаиваю. Даже если парень не совсем искренен, он знает, что я хочу слышать. Не хочет причинять мне боль. И я ценю это.

— Хелен по барабану, где мы с Барни и Тео и что делаем. — Его тон вновь сменился, будто мальчик на мгновение забыл, что привязан к кровати, и просто посетовал о жизненных трудностях. — Мама, та все время над душой стоит. Сделай то. Сделай это. Попрактикуйся. Сдай еще один экзамен. Докажи, что умный. А я не в состоянии даже предложение составить.

Он замолкает, вздыхает, поднимает на меня взгляд.

— Покурить бы, — почти воркует юнец. — И попить.

— Хм-м-м. Попить я принесла. Выбирай. Но травка твоя вся вышла. Не подскажешь, где взять еще?

— Можно спросить у Алисии.

Звук этого имени заставляет меня вздрогнуть.

— Я не знакома с Алисией.

— Так Хелен знакома! А вы знаете Хелен! Позвоните ей. Трудно, что ли?

— Хорошо, Джез, травку достану. Но с твоей подружкой говорить не буду. Думаю, ее сюда вмешивать не стоит, держать подальше…

— Во что вмешивать, от чего держать подальше? — Мальчик повышает голос. — Вы же так и не объяснили, что происходит! Бред какой-то сплошной…

— От нас. Тебя и меня.

— Послушайте, — говорит он, будто изо всех сил пытаясь быть терпеливым с маленьким ребенком, — у Алисии есть травка. Если нет с собой, она знает, где достать. А травка мне очень нужна.

— Это вредно, ты же знаешь. Она плохо действует на мозг.

— Мы не курим сканк, [19] — поясняет Джез.

«Мы» раздражает. Он что, специально?

— Это просто облегченная смесь. Травка. Могу сказать, что именно спрашивать. Мне от нее будет только лучше. Стану совсем паинькой.

Парень ухмыляется. Это не естественная, радостная улыбка, но это впервые с тех пор, как он очутился в гараже.

— Хорошо.

Вдруг понимаю: трава может помочь и мне, как когда-то. Если Джез курит, он не отказывается есть, что позволяет мне давать мальчику снотворное, от которого он спокойный и покладистый. Да и есть у меня один знакомый, могущий, вероятно, добыть немного марихуаны.

— Я обещала принести тебе все, что попросишь. Значит, принесу. Еще нужна кое-какая одежка. Скажи, что бы ты хотел. Не можешь же ты оставаться в старых штанах Грега. А вещи, которые я вчера сняла с тебя, постирать не удалось.

— Что-нибудь теплое, — бормочет он.

— Тогда нужен твой размер. Дай-ка посмотреть.

Взгляд парня ожесточается, и на несколько секунд мне становится страшно: вдруг опять плюнет? Невольно отступаю на шаг, но он вдруг капитулирует и слегка кивает.

Подхожу осторожно, и Джез позволяет мне оттянуть воротник его футболки, чтобы взглянуть на ярлычок. Прошу парня перекатиться так далеко, как только можно в его путах, чтобы я могла поднять его волосы и рассмотреть получше. Замечаю тоненькие волоски, бегущие вниз по серединке его шеи к верхней части позвоночника. Затем отворачиваю верх штанов Грега, которые на юноше болтаются, и разглядываю ярлык на трусах. Там, где его спина сужается, кожа как нетронутый золотистый песочек, особенно под резинкой трусов. Это все, что мне нужно? Вкусить, ощутить переходный период, в котором сейчас его тело, осознать его рядом, близко-близко, видеть его, слышать, осязать. Больше всего мне нравится это делать, когда мальчик спит: можно предаться наслаждению, скользнув назад, в прошлое. Но даже этого мне мало. Нужно что-то иное — то, что мучит, изводит так, что я не в силах отпустить Джеза. Я должна заполучить это раз и навсегда.