
Онлайн книга «Собака и волк»
Кэдок соскочил с табурета. — Приветствую вас, сэр, — воскликнул он, запинаясь, по-латыни. — К-как это любезно с вашей стороны. — Да ведь она моя дочь, — ответил Грациллоний на языке Иса. — Как там она? — Акушерка говорит, что все нормально. — Кэдок сжал кулак. — Но до чего же медленно! — При первых родах так часто бывает, — объяснил ему Грациллоний, а в душе надеялся, что говорит правду. — Ничего, она здоровая девушка. — Я молился, давал зарок всем святым, — сказал Химил-ко и добавил, набравшись храбрости: — Если бы и вы помолились… Грациллоний пожал плечами: — Да разве святые станут слушать постороннего? Наоборот, могут рассердиться. Кэдок вздрогнул. — Не трусь, — посоветовал Грациллоний. — Не ты первый, — он чуть улыбнулся. — Мне ли не знать. Под взглядом зятя он осознал собственную оплошность. — Послушай, — сказал он торопливо, — что толку думать о том, чему ты помочь не можешь? Я пришел бы раньше, но народ меня окружил. Цеплялись за рукава, плакали, вопили… Я чувствовал себя медведем, окруженным сворой собак. Кэдок облизал сухие губы: — Т-так, выходит, они были разгневаны? — Но не на меня. Я неправильно выразился. Я имел в виду, что они… льнули ко мне. В ушах Грациллония снова ревел голос Маэлоха: «Какой бы там ни был Бог, ты всегда останешься королем Иса». А Тера обнимала его своими полными руками и быстро, страстно целовала в губы. Он тяжко вздохнул. — Как мне заставить их проявлять осторожность? Мы вступили на чужую дорогу. — Римскую дорогу, — задумчиво сказал Кэдок. — Понимаю. Они должны научиться ходить по ней, а научить их этому должны вы. — Смогу ли? — Грациллоний зашагал взад и вперед, сцепив за спиной руки. Под ногами шелестел камыш. — Боюсь, Рим заставит меня делать то, что подорвет их веру в меня. Бакка, кажется, удивился тому, что люди мне доверяют, и он, во что бы то ни стало, хочет это доверие разрушить. — У вас есть опыт, сэр… в умении добиваться компромисса, ведь вы — к-король Иса. — Бывший король. К тому же в Исе все было по-другому. Мы обладали суверенитетом, и я, и мои королевы. С Римом, разумеется, надо считаться. Перед империей у меня сыновний долг. Но все же в Исе мы были свободны. А здесь нас хотят подчинить. — Они поступают так, как им велит начальство. Я не прав? Грациллоний хохотнул: — С повадками их я знаком. Во всяком случае, бунта мы не допустим. — Что я должен теперь делать? — спросил Кэдок. Грациллоний остановился перед ним. Из сумятицы мыслей сформировалось решение. — Что ж, продолжай свою разведку вместе с надежными рейнджерами. Ничего незаконного в этом нет. А в Туре знать об этом совсем не обязательно. Кэдок открыл и закрыл рот, а потом, собравшись с духом, спросил: — Значит, вы п-по-прежнему хотите плести защитную сеть? Но ведь этого больше делать нельзя! Придется обращаться к бывшим нарушителям закона, а вы… мы теперь обязаны привлекать их к ответственности. — Плана у меня пока нет, — отрезал Грациллоний. — Все может кончиться ничем. Но я же тебе сказал: нам никто не запрещает исследовать необжитые земли. Кроме того, указания начать погоню за беглецами пока нет, да и сомневаюсь в том, что такой приказ скоро поступит. — Из глубины памяти вынырнуло воспоминание из армейской молодости. Он ухватился за него, как человек за бортом хватается за брошенную ему веревку. — А если они станут заставлять, приказ этот я исполнять не смогу. Вот вернется Руфиний, и через него я поговорю с бывшими багаудами. А до тех пор делать ничего не буду. Согласен? Кэдок начертал в воздухе крест: — Вы страшно рискуете, сэр. — Слепое подчинение закончится еще хуже. Подумай сам. Ты знаешь, что начало происходить на нашем побережье. Хотя нет, похоже, ты пока не видел. Если не будем готовиться, в один прекрасный день варвары пожалуют и на наши реки. Что будет тогда с твоей женой и детьми, с твоей драгоценной церковью? Так что же, ты со мной? — Я не боюсь. Грациллоний услышал в его голосе обиду и признал ее справедливой. В течение многих месяцев Кэдок скитался в лесах, зачастую в полном одиночестве, а места эти прозвали Волчьей страной. — Н-но ведь нужно соблюдать осторожность, сэр, — сказал молодой человек. — Д-должно быть, на то воля Божья. Ведь это Он поставил над нами этих людей… В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла акушерка. Руки ее были вымыты, а передник забрызган кровью, казавшейся черной в свете свечей. К груди она прижимала туго спеленатый сверток. — Христос, помоги нам! — воскликнул Кэдок. Из свертка доносился пронзительный крик. Женщина улыбнулась. — Это ваш сын, — сказала она на языке Иса. — Хороший мальчик. И мать его здорова. Мужчины придвинулись к ней. Красный сморщенный младенец вытащил из пеленки крошечные, похожие на морские звезды руки. — Хвала Господу, — простонал Кэдок. — Пойдите к ней, — сказала акушерка. — Да не бойтесь крови. Ее не больше, чем положено. Сейчас я все вымою и подготовлю свежую постель. И пусть она пока отдыхает. Отважная девочка, почти не кричала. Настоящая дочь короля Иса… Мужчины, не слушая ее, уже вбежали в комнату роженицы. Спальню в этих краях отделяли от главной комнаты занавеской или плетеной перегородкой. После длительных родовых мучений в тесной каморке было нечем дышать. Юлия лежала в темном углу. Лицо ее блестело от пота. Светло-рыжие волосы прилипли ко лбу, глаза полузакрыты. Кэдок склонился над ней. — Я т-так счастлив. Закажу молебны за нас обоих. А когда ты получишь церковное благословение, устроим благодарственный пир. Грациллоний стоял в стороне и думал, что он здесь третий лишний. Дочь, однако, отыскала его взглядом и сонно улыбнулась. В комнату торопливо вошла акушерка. — Прочь, прочь отсюда, — приказала она, — дайте мне позаботиться о нашей бедняжке. А вы пока полюбуйтесь на малыша. Только не трогайте его, слышите, пока я не покажу вам, как… О господин, прошу прощения. Кэдок в большой комнате склонился над ребенком. — Сыночек, — бормотал он. Увидев тестя, выпрямился. — Ваш внук, сэр. — Да, так и есть, — подтвердил Грациллоний, лишь бы что-нибудь сказать. — Я возблагодарю Господа. А вы… — сказал он и осекся. — Нет. Мне пора. Загляну завтра. Когда будет время, подумай над тем, о чем мы с тобой говорили. Спокойной ночи. С чувством облегчения новоиспеченный дед вышел из дома. Холодный ветер освежил его. Улицы, к счастью, были безлюдны. |