Книга Собака и волк, страница 74 – Карен Андерсон, Пол Андерсон

III

Собаки подняли Друза глубокой ночью. Они лаяли, глухо и угрожающе рычали, раскачивали опоры загона. Друз снял со стены старый меч, в левую руку взял сальную свечу и пошел в темноту. Работники уже окружили пришельца. Оружие их было опущено, и Друз тут же понял, почему.

— Грациллоний! — воскликнул он. — Какого черта ты оказался здесь в такой час? И где ты все это время находился? Я слышал, тебя в городе нет уже десять дней.

— Так долго? — спросил обросший грязный человек. — Я и не считал. Не важно. Я пришел сюда из леса, неподалеку, и думал, что друг даст мне переночевать.

— Конечно-конечно. Входи. Сейчас подогрею вина, как ты на это смотришь? И поговорим, если ты не очень устал. Ночи сейчас длинные. Успеешь выспаться.

Утром Друз сказал жене, что пойдет с гостем в лес, к Стегиру. На это у них уйдет несколько часов. Грациллоний видел след большого зверя, поэтому они захватят с собой двух собак.

По возвращении Друз доложил, что видел следы. Животные эти давно стали редкостью в наших лесах. Они очень большие, но пугливые. Поэтому он не хотел брать людей, чтобы своими криками они их не спугнули.

— Чтобы с завтрашнего дня в лес никто не ходил, слышишь? Я пойду туда на несколько дней и посмотрю, не подвернулось ли что собакам. И не ворчи, слышишь? Если бизоны действительно где-то рядом, устроим облаву.

На следующее утро Грациллоний вернулся в Конфлюэнт на лошади, которую ему одолжили. Когда он уехал, Друз сказал жене:

— Он просил об этом не болтать, а причина, по которой он ушел в лес один, — это убийства детей. Он не мог больше выдержать разговоров, вернее, слухов о таких разговорах. Ведь это же муж его дочери!

— Это ужасно, — сказала она. — Как ты думаешь, Кэдок виновен?

— Мне все это очень неприятно, но… дыма без огня не бывает. — Друз потряс кулаком. — Клянусь телом Христовым! Кто бы ни был убийца, я скормлю его своим собакам!

— Но если он колдун, как об этом говорят, разве он не сможет остановить их?

— Господь не допустит колдовства. А мы поступим как христиане.

Несколько последующих дней Друз в том же духе разговаривал с соседями и горожанами, когда приезжал в город. Такая ярость удивила всех, кто до сих пор знал его как человека, не слишком ретивого в религиозном отношении. Черная магия, конечно, дело другое, и у Друза были свои дети, причем двое совсем еще маленькие. Поиски бизонов он, тем не менее, не прекращал, при этом брал туда каждый раз другую свору, пока в конце концов не сказал со вздохом, что они, видимо, ушли из их леса.

Разговоры о Кэдоке распространились далеко и с чрезвычайной скоростью. Все только и делали, что ждали его возвращения. Язычники, как и христиане, хотели суда и быстрой расправы. Их боги не пили человеческую кровь, не то что Христос. Они-то уж ни за что не допустили бы такого злого колдовства. Многие говорили, что Грэдлон старается защитить зятя и не допустить дело до суда. Если бы только Кэдока нашел в лесу правоверный человек! Но колдуны на все способны. Они могут и меч, на них направленный, обратить против самого же мстителя. Всех охватил безысходный ужас.

* * *

Нимета отворила ставни и открыла дверь, чтобы проветрить помещение. В дом вошел день цвета лесного голубя. Мягкий свет этот убрал из углов тени и превратил колдовские атрибуты в обыкновенные грубоватые предметы, изготовленные из дерева, камня, кожи и кости.

Они с Грациллонием сидели друг против друга, подставляя руки к горящему меднику.

— Я знаю, что ты сделал, — сказала она на языке Иса.

— Тебе ли не знать, — спокойно отозвался он.

Она покачала головой.

— Нет, не с помощью колдовства. Я просто подумала, что могло произойти.

— Расскажи мне.

— Ты пошел к человеку Руфиния и попросил его помочь отыскать Кэдока, что он и сделал. Кэдока надежно спрятали в укрытии неподалеку от фермы Друза. А Друз — твой старый боевой товарищ, в свое время ты дал ему кров, поэтому ты и обратился к нему за помощью, и он тебе, разумеется, не отказал. Затем вы постарались внушить всем мысль, что Кэдока ожидает суд, на котором ему предстоит испытание. На него напустят собак: так в Озисмии издавна поступали с преступниками. Ну а собак этих даст Друз. Тем временем он обучил своих собак тому, что Кэдок — это человек, обижать которого нельзя. Затем Кэдок вышел из укрытия, и Друз потихоньку переправил его в Конфлюэнт. Корентин и Апулей к тому времени уже знали свои роли. Вот так все и прошло.

— Ты умная девочка.

— Да нет. Но я никак не пойму, как все могли поверить в чудо. Почему никто не мог рассудить обо всем здраво?

— Потому что они хотели поверить. Люди не могут мыслить логически о вещах, которые трогают их сердце. Шла бы ты к ним, девочка. Нехорошо жить вдали от всех.

В голосе ее послышалась горечь:

— До сих пор я считала Корентина и Апулея честными людьми.

— Епископ говорит, что на то была воля Божья. Мы с Друзом и Виндоленом сделали то, что было необходимо.

— Спасли надоедливого проповедника… Прости меня, папа, но для меня и для людей он такой и есть.

— Он получил жестокий урок. Больше он не станет вмешиваться в чужую жизнь. — И добавил сурово: — Поэтому избавься от своей злобы к нему.

— Если он оставит меня в покое… Но ведь ты пошел на большой риск. А что если что-нибудь не сработало, он бы тогда погиб. Отчего бы тебе было просто не увезти его подальше?

— Это было бы жестоко по отношению к нему. Но прежде всего мы думали о людях, и Корентин, и Апулей, и я.

— Это как?

— Если бы мы не прекратили это сумасшествие насчет Кэдока, то люди стали бы искать других виновников смерти ребенка. И тогда начались бы розни. А когда мы чудесным образом доказали его невиновность, вся их ярость испарилась. И больше она не вернется. Теперь они готовы понять, что их дети просто потерялись, хотя это и трагический случай.

Она долго смотрела на него поверх тлеющих угольков.

— Да, ты король, — прошептала она.

Он вздохнул:

— Я не должен им быть.

К нему вернулась решимость.

— Я тебе приказываю: обуздай свою злобу. Молчи о нашем с тобой разговоре. Пусть память о мертвом младенце умрет вместе с его крошечным привидением. Иначе все это может кончиться для тебя очень плохо, Нимета.

Она задохнулась.

— Так ты думаешь, что я…

Он поднял руку:

— Я не хочу ничего слышать. Но бойся богов, которым ты служишь.

— Зато у тебя нет богов.

— Знаю.

— Ох, папа, — воскликнула она, — ведь это ты по-настоящему одинок!

Она вскочила на ноги и, обогнув дымящийся медник, подбежала к нему. Он поднялся, а она положила голову ему на грудь и, дрожа, крепко прижалась к нему. Он обнял ее, гладил ее волосы и бормотал что-то невнятное, как когда-то над ее колыбелью.