Онлайн книга «Две зимы и три лета»
Надев очки, Илья начал раскладывать бумаги. Одни бумаги, сшитые по углу суровой ниткой, он положил слева от себя — это квитанции и расписки, по которым уплачено. Другие — по ним надо платить — справа. Из этих, последних, бумаг он, в свою очередь, отобрал голубой листок, согнутый вдвое (извещения на сельхозналог и страховку его не беспокоили — тут у него порядок; и насчет зерна — серенькая бумажка — можно не смотреть, завтра отнесет). Ему незачем было читать этот полинялый голубой листок, согнутый пополам. Он знал его наизусть. ОБЯЗАТЕЛЬСТВО НА ПОСТАВКУ ГОСУДАРСТВУ В 1946 ГОДУ МЯСА, МОЛОКА, БРЫНЗЫ-СЫРЦА, ЯИЦ И КОЖЕВЕННОГО СЫРЬЯ Сверху — герб с колосьями, снизу — печать уполномоченного Министерства заготовок по Архангельской области, а по краям — его собственные печати. Пальцы. Много раз побывал уже этот листок в его руках. Он повертел-повертел листок и начал читать с конца, в обратном порядке: 6. Шерсти: а) овечьей полугрубой по норме… 900 граммов скидка 10 % надбавка колхозникам……. 90 граммов Всего подлежит сдаче шерсти….. 990 граммов Уплачено! 5. Кожевенного сырья (шкур) качеством не ниже II сорта: а) мелких кож (овечьих шерстяных и полушерстяных или козьих, размером не менее 35 квадратных дециметров каждая в парном виде)…………. 0,5 штук Есть договоренность с Лукой Прониным: будет сдавать овчину — обещал принять в пай. 4. Яиц…………….. 30 штук Во всей деревне две куры да петух. Уплачено деньгами. 3. Брынзы-сырца…………….. Прочерк. Про такую в Пекашине не слыхали. 2. Молока базисной жирности……….. Илья тут каждый раз улыбался. Улыбнулся и сейчас: Ося-агент разбежался было — вкатил триста двадцать восемь литров, а потом зачеркнул. Коровы у Ильи нет. Анфиса Петровна, когда еще была председателем, обещала дать телку, но теперь едва ли что выйдет. С планом по животноводству колхоз отстает. Придется, видно, ребятам еще с годик на довольствии у самовара посидеть. Дальше Илья читать не стал. Сколько ни хитри, ни обманывай себя — хоть с конца, хоть с середины читай, — а все равно к мясу придешь. — С бараном-то как будем? Сама сдашь или мне задержаться? — Ты сперва барана-то выкорми. Я без тебя его завела. Мой баран-то. Илья посмотрел под потолок, где жужжали мухи, — все еще не подохли, окаянные. — Ты разговариваешь так, будто мы надвое живем. Марья отняла от груди ребенка, сунула дочери, затопала в задоски. — Баран у нас в мясе, — сказал Илья. — Думаю, килограмм до пятидесяти вытянет. Так что ты на первое время еще с деньгами будешь. А потом у меня в лесу получка будет. — Я сказала — не дам! — Ну давай будем ждать, когда с описью придут. — Пущай приходят. Чего описывать-то? — Да пойми ты в конце концов. Я ведь партийный… — А-а, партейной! А кой черт тебе, партейному-то, дали? Каждый партейной куда-нибудь ульнул… Илья встретился глазами с Валей, растерянно улыбнулся ей, кивнул на задоски: — Вот как она у нас понимает. Думает, в партию затем и вступают, чтобы должность заполучить. — Да уж зачем-то вступают. Бригадиром-то, я думаю, могли бы поставить. Невелик пост. Разве парень не мог бы в лесу? Если честно говорить, то он и сам не понимал, почему не его, а Мишку Пряслина назначили бригадиром. Правда, ничего не скажешь: парень работящий, хозяйство знает, но ежели бригадир еще и кузнечным делом владеет, то разве в убыток бы это было колхозу? — Ладно. Не будем об этом говорить. — Ну и о баране нечего говорить. — Да пойми ты, дурья голова, — опять начал объяснять Илья. Не для жены, конечно, — ту колом не прошибешь. Для дочери. — Страна такую войну перенесла… Везде нехватки. Нынче засуха. А города-то нужно кормить? Там ведь не жнут, не сеют… — Ну ясно. Городские без мяса не могут. А мы можем. Ты скажи лучше, когда наши дети последний раз мясо ели? Илья обеими руками сгреб со стола бумаги, втолок их в плетенку, затем схватил ватник и — подальше от греха — на улицу. 2 Три дня назад членов партии вызвали в правление. Вопрос — добровольная сдача хлеба государству. Семен Яковлев взял обязательство на двадцать пять килограммов, Анфиса Минина — на тридцать семь. Ну а что ему оставалось делать? Подписался на пятнадцать — меньше нельзя. Такая установка райкома. И вот из-за этих-то пятнадцати килограммов у них с Марьей и загорелся сыр-бор. А доводы у Марьи одни — горло. Сидя на ступеньке крыльца, Илья докурил цигарку, размял окурок на ладони, ссыпал остаток махорки в баночку. Сосны за баней шумели. Из сырого угла дул ветер-шелоник, и, надо полагать, нынешний свет не удержится. И тут, вглядываясь в невидимый в темноте сосняк, Илья вспомнил про силки. Силки — сорок пять штук — он поставил в конце августа за Оськиной навиной. Думал: какая душа ни попадет — все харч. Но никто не попал. Нет сейчас ни дичи, ни векши на бору. Южная засуха достала и Север. Не спасли Пинегу тысячеверстные леса. Силков Илье было жалко — пропадут, если не снять. Но когда он успеет сходить за ними? Люди уже неделю как в лес уехали. Начальство рвет и мечет: бригадир дома. А он все со дня на день откладывал выезд. Хотелось самому домолотить хлеб. Страшное дело этот индивидуальный участок. Собираешь навоз, нужники опоражниваешь, потому что без навоза что родится? А дождешься хлеба как измолотить? Раньше было просто — овин набил, и дело с концом. А теперь овинов нету (все разорили за войну) — суши снопы на печи да околачивай по снопу на повети. Илья встал. Сколько ни сиди на крыльце, а с мясом надо что-то делать. Занять денег у кого-нибудь? Он обернулся к двери — пусть она подавится своим бараном. Но у кого занять? Выйдя на деревню, он мысленно начал перебирать тех, у кого могли быть деньги. В верхнюю часть деревни можно не ходить. У кого там деньги? У Трофима Лобанова? У Мишки Пряслина? Правда, там жил Евсей Мошкин. У этого должны быть деньги. Кадушки, рамы впроход делает, налогов с него нет — старик, из годов вышел. Евсей не откажет ему — Илья не сомневался в этом. Но как-то неловко было обращаться к попу. Дать-то он даст, а про себя что подумает? Вот, скажет: партийный человек, а за деньгами-то ко мне пришел. Нет, сказал Илья себе. Пойду-ка я к Федору Капитоновичу. Правда, он, Илья, в должниках у Федора Капитоновича: с месяц назад брал два стакана самосада… У Федора Капитоновича огня в окнах не было, зато рядом, у Постниковых, изба ходила ходуном. Пляс, песни, гармонь — Константин приехал. |