Онлайн книга «Две зимы и три лета»
Под окошками у Пряслиных он сделал крутой разворот, заглушил мотор. — Здорово! — Егорша пинком распахнул воротца, подошел к Михаилу, укладывающему мешок с семенами на телегу, и клейко, с размаху всадил свою руку в руку друга. — На ногах? А мне говорили: Мишка на тот свет собрался… К мотоциклу подбежали запыхавшиеся ребята, сгрудились, заспорили, толкая друг друга. Егорша повел в их сторону все еще возбужденным глазом: — Ничего коняшка? Трофейная. Двадцать километров просадил за час. Это по нашим-то, расейским дорогам! Хочешь, прокачу? — Да нет, в другой раз. Участок пахать надо. — Михаил кивнул на запряженную лошадь. — Но, но! Это не пойдет! Сколько не виделись! — Егорша звонко шлепнул ладонью по раздутому голенищу резинового сапога — он работал на сплаве. За голенищем забулькало. — Чуешь, какая влага? Давай отправляй свою колымагу на конюшню. — Нельзя. Ежели я сегодня не вспашу поле, когда мне лошадь достанется? — Лошадь, лошадь… — Егорша презрительно, не разжимая зубов, цыкнул слюной. — Сколько я тебе говорил, жук навозный: подавайся в леспромхоз. А ты как бревно. Спустили на воду, куда поволокло водой, туда и плывешь. Ну и плыви, хрен с тобой. Знаешь, сколько я за эту конягу выложил? Пять косеньких. Пять тысяч, значит… А ты чего в своем колхозе нарыл? Михаил мрачно сдвинул брови, и Егорша сразу же сбавил тон: — Ладно… ладно… Мне-то что. Ройся! — повернул к воротцам, затем живо обернулся: — Читал газетку за десятое число? Нет? — Нет. А что? — Что, что! Вот уж тюха-матюха. Земля перевернется, а ты и знать не будешь. — Егорша вынул из-за пазухи матерчатой робы сложенную четырехугольником газету, с загадочной улыбкой протянул приятелю. — Страница четвертая. Почитай. Весь район говорит. С задворок в это время, выгибаясь под коромыслом с полнехонькими ведрами воды, подошла Лизка. Михаил сунул газету в карман пиджака, сел на телегу, сказал сестре: — Приходи на поле. Клочья поколотишь. — Чего это он как чокнутый? — спросил Егорша, когда телега выехала из заулка. — Чего-чего… — огрызнулась Лизка. — Поболей с егово, не то еще с тобой будет. Егорша, нацелив на нее синие щелки, звонко поиграл губами: — Ты ничего… Не наклепала ему? — Вот еще! — Лизка вспыхнула до корней волос. — Только об этом у меня и думушки. — И пошла, расплескивая воду по заулку. Толстая, туго заплетенная коса с красной ленточкой светлым ручьем стекала по ее напружиненной спине. Егорша — в два прыжка — догнал ее, схватил за косу. От неожиданности Лизка едва не уронила ведра, но справилась — поставила на землю. — Одичал? Опять за свое? — Ладно, ладно, — Егорша примиряюще поднял руку. — Приходи сегодня в кино. Я билет куплю. Придешь? Лизка медленно подняла на него полные удивления глаза. — Ну чего уставилась? Придешь? — Зачем мне твои билеты? Что я — сама не могу купить? — Эка ты… Тебя парень приглашает. Приходи. А то могу и на своем конике подъехать. Видала, какой у меня теперь конь? Хлопая резиновыми голенищами, Егорша выбежал за калитку, шуганул ребят, столпившихся у изгороди, там что-то застреляло, затрещало, выбрасывая синий дым, и вдруг Лизка увидела, как Егорша, будто по воздуху, перенесся к амбару. Она выбежала из заулка. По дороге длиннющим мохнатым облаком клубилась пыль. А Егорши не было. Егорша исчез. — Рабята, на чем это он улетел? — На мотоцикле! Светлый вечер стоял над Пекашином, и долго в звонкой тиши его ревела, удаляясь, неведомая Лизке машина. Вот лешак, думала она, прислушиваясь к этому реву, опять чего-то придумал. Не может без выдумок… 2 — Чего все туда смотришь? В кино хочешь? — Да нет, с чего, — ответила Лизка, отворачиваясь от подъехавшего брата. Железный лемех, резко чиркнув по камню, с мягким шипением вошел в землю. Михаил повел новую борозду. По полю белесыми прядями расползался дымок от костра, разложенного под ивовыми кустами на замежке. Причитала кукушка в лесу за болотом — жалобно, по-вдовьи. И еще был слышен перестук движка у клуба. И как ни хотела бы Лизка не обращать на него внимания, не могла. Слушала. Слушала, разрубая дерноватые клочья копачом, слушала, приподняв голову и настороженно поглядывая в сторону брата. Ей удивительно, до озноба непривычно было то, что случилось какой-нибудь час назад. Ее первый раз приглашал парень в кино. И сейчас, прислушиваясь к перестуку движка, она мысленно представляла себе, как бы она вошла в клуб с Егоршей. «Смотрите-ко, смотрите! Лизка-то — с Егоршей!» И ей было бы в чем зайти в клуб. И ботинки есть, и платье новое есть — сама в лесу справила, — и платок желтый с зелеными листьями по полю. Но она не посмела отпроситься у брата. В другое бы время проще простого: сбегаю на часик в клуб, ладно? А сегодня язык не поворачивается. Вдруг да он, Михаил, догадается? С Егоршей они не виделись с той самой поры, когда он обманом затащил ее в баню. Ни разу после того не показался на Ручьях. И она уже стала забывать про тот случай в бане. А он вот не забыл, помнит. «Не наклепала ли Михаилу?» И может, он оттого только и не показывался на Ручьях, подумала сейчас Лизка, что стыдно перед ней было? Опять подъехал Михаил: — Кончай. Я лошадь кормить буду. — А мне чего? Еще трясти клочья? — Иди домой. Хватит. Лизка не заставила себя уговаривать. Положила копач к телеге, отряхнулась от пыли и утоптанной тропочкой, вдоль поля, зачастила к деревне. Движок у клуба по-прежнему распевал свою трескучую песню в ночи. Она оглянулась назад — смотрит ли на нее брат, догадывается ли, куда она спешит, — и перешла на бег. Нет, она никому, даже брату родному, не рассказала про то, что произошло там, в баньке на Ручьях. Хватило ума. Дурил Егорша — вот и все. Где она видала таких парней, которые бы не протягивали лапы к девкам? Кукушку за болотом совсем сморило. Вяло, с позевотой раскрывала рот. Туман закурился на болоте. А как же она в клуб войдет? — вдруг подумала Лизка. Тот зубоскал невесть что еще подумает. «А-а, — скажет, — прибежала. Только поманил пальцем — и как собачка прибежала…» Она пошла медленнее, еще медленнее. Остановилась. На поле у них все еще дымился навоз. Ребята с матерью весь вечер пережигали навозные кучи да разбрасывали по полю, а потом ребята отпросились у Михаила в кино. И вот она тоже забила себе голову этим кином. Как маленькая. Не видала кина… Господи, вдруг с ужасом, со стороны подумала о себе Лизка. Совсем образ человечий потеряла. Брат, больной, надрывается, пашет, а ты, кобыла здоровущая, в кино полетела. Да что это с тобой? Как ты и подумать-то об этом посмела! |