Книга Идет розыск, страница 25 – Аркадий Адамов

Первый визит его был в ЖЭК дома, где жила Вера.

Там он, однако, не задержался, лишь перелистал домовую книгу и почерпнул оттуда самые необходимые сведения. После чего из ближайшего автомата позвонил Цветкову.

Уже через час Виталий оказался в комитете комсомола комбината верхнего трикотажа.

По дороге он еле сдерживал переполнявшее его нетерпение. Подумать только, оказывается Верочка Хрисанова работала в бухгалтерии того самого комбината, о котором говорил Эдик Албанян, где произошло хищение пряжи тоже по фальшивой доверенности. Это была не случайная удача. Все связано в этой жизни, все имеет свою логику.

Секретарю комитета комсомола, аккуратному пареньку в строгом костюме и белоснежной сорочке с модно затянутым полосатым галстуком, Виталий сказал, пожимая руку:

— Привет. Я Лосев.

— Звонили, — деловито отозвался секретарь. — Что тебя интересует?

— Работа с несоюзной молодежью. Готовим, понимаешь, материал. Давай, скажем, второй цех и бухгалтерию.

— Бухгалтерия-то зачем? — удивился секретарь.

— Нужны разные группы молодежи по своей ориентации, интересам, подготовке, ну и прочее. Понял?

— Понял, — не очень уверенно ответил секретарь. — По бухгалтерии я сейчас их комсорга приглашу. У меня в поле зрения, — он улыбнулся, — главным образом рабочий класс.

— Ну, правильно. Зови.

В комитете комсомола Виталий провел часа два. Когда очередь дошла до бухгалтерии, он внимательно выслушал строгую девушку в очках, аккуратно разложившую перед собой какие-то списки и тетради.

Под конец он спросил:

— Ну, а какой круг интересов, допустим… Раи Сочневой?

И, внимательно выслушав рассказ о неведомой ему Сочневой и даже сделав какие-то пометки в блокноте, снова спросил:

— А вот… — он посмотрел список, — ну, скажем, у Веры Хрисановой?

— Ой, какая тут активность, — неожиданно заулыбалась строгая девушка в очках. — У нее сейчас дикий роман.

— Вот, вот. Только и слышишь, — желчно заметил секретарь.

— Но это же так естественно, — пожала плечами строгая девушка-комсорг. — И неминуемо. Тут надо считаться.

— Настоящий роман должен помогать, а не мешать общественной активности, Светлова, — назидательно произнес секретарь комитета. — Сколько мы уже разговоров нa этот счет вели, — и, обращаясь к Лосеву, добавил: — Ты не представляешь. Женский коллектив. Восемьдесят три процента девчонок в организации. У одной роман, у другой свадьба, третья рожает, четвертая разводится, пятая после работы бежит к ребенку. Вот тут и добивайся активности. С ума сойдешь. Вот так и с Хрисановой. Девчонка как девчонка была, и вдруг роман, да еще дикий, — он усмехнулся.

— Ваш парень? — спросил Виталий у девушки в очках.

— Нет. Взрослый уже. Она говорит, хирург. Я их однажды встретила. Очень представительный дядя. Даже немножко седой. Но Верка просто с ума от него сошла. Ни о чем больше говорить не может.

— Вот, вот, — снова вмешался секретарь. — Потому у вас и ЧП в бухгалтерии. Головы не тем забиты. Понимаешь, — он повернулся к Лосеву. — Пряжа была получена по подложным документам. Теперь следствие идет.

И он рассказал Виталию уже известное ему происшествие на комбинате.

Из комитета комсомола Лосев уехал только во втором часу дня.

А под вечер Петя Шухмин привез перепуганную Верочку.

Виталий не успел раскрыть рот, как она выпалила:

— Ну, вот, я так и знала!.. Так и знала!..

И расплакалась.

— Что вы знали? — удивился Лосев.

— Что подумают на меня…

Виталий внимательно посмотрел на девушку.

Она была недурна собой, маленькая, изящная, с копной совсем светлых, прямо-таки льняных волос, нежное и правильное бледное личико и большие, слегка подведенные темно-карие глаза. «Ведь милая девушка, — подумал Виталий. — Но рядом с Маргаритой Евсеевной… Вот только глаза…» Да, глаза вдруг сказали ему что-то новое об этой девушке, что-то не укладывающееся в тот образ, который Виталий уже нарисовал себе. И он подумал, как совсем неоднозначны люди и что здесь тоже лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать. Надо только научиться смотреть. Эта девочка неглупа, жизнерадостна и добра. Но сейчас ей страшно, и вообще она измучена чем-то. Впрочем, ясно, чем измучена. И внезапно весь план разговора скомкался, показался фальшивым.

Виталию стало даже как-то неловко за него. Совсем по-другому надо разговаривать с этой девушкой.

— Мне рассказывали, что однажды вы с ребятами были в молодежном клубе…

— Ну, это давно, — торопливо ответила девушка.

— Да, я знаю. Там организовали встречу с молодыми английскими художниками. И один нарисовал тут же ваш портрет. Он его вам подарил?

— Слушайте, — сердито сказала Вера. — Вы зачем меня сюда привезли, чтобы про клуб спрашивать?

— Нет, — вздохнул Виталий. — Я почему-то подумал про портрет. А разговор, конечно, будет о другом. Но для начала имейте в виду, я вас ни в чем не подозреваю и ничего плохого о вас не думаю.

— Правда?

Она подняла глаза на Виталия.

— Правда, — твердо подтвердил он.

Вера слабо улыбнулась.

— Я вам почему-то верю.

— А почему же мне не верить? Ведь я вас ни разу еще не обманул, — Виталий тоже улыбнулся. — А вы, между прочим, верите порой даже тем, кто вас уже однажды обманул, — многозначительно заключил он смелее.

— Я не понимаю, — она пожала плечами.

— Нет, вы уже о чем-то подумали, — Виталий снова улыбнулся. — Знаете что? Давайте говорить откровенно. Вам это ничем не грозит. Это может подвести только меня, если… если вы окажетесь другим человеком, чем я думаю.

— Ой, я, правда, ничего не понимаю, — уже улыбнулась Вера.

— Сейчас поймете. Вы знаете, где находитесь?

— В милиции.

— Здесь уголовный розыск. А розыск очень непростое дело. Вот сейчас, например, мне предстоит разыскать опасных преступников, которые совершили крупное хищение. Очень крупное.

— У нас?

— Не только у вас, но и еще в одном месте. И на этот раз не пряжу. Но тоже ценное сырье. И тоже по фальшивой доверенности. Но там они еще убили человека.

— Ой, какой ужас! — с искренним испугом воскликнула Вера.

— Теперь понимаете, как важно их быстрее найти?

— Конечно!

— Вот почему я спросил вас про клуб, — неожиданно заключил Виталий.

Вера растерянно посмотрела на него.

— Я опять ничего не понимаю.

— Сейчас, сейчас. Все поймете. Ведь мы говорим откровенно?