Онлайн книга «Московский душегуб»
|
– Хочу пригласить тебя на свидание. – Приглашай. – Через час в "Подиуме". Тебе подойдет? "Подиум" – небольшое аристократическое заведение в Столешниковом переулке, под грузинской "крышей". – Почему в "Подиуме"? – Там очень вкусное лобио. А где хочешь ты? – Мне все равно. В "Подиуме" так в "Подиуме". Через час буду. Он повесил трубку, пока она еще что-то лепетала. Ее зовут Таня. Но теперь он был уверен, что если ее зовут Таня, то с таким же успехом его самого можно называть Ибрагимом Евграфовичем. "Подиум". Надо заметить, Губину не очень хотелось без нужды "засвечиваться" на чужой территории. Южные кланы давно поделили Россию на торговые зоны и полагали, что это вполне нормально. Как убедительный аргумент в справедливости своих притязаний, они приводили в пример главенствующее положение сицилийской "Коза ностры" в Америке. Итальянцы тоже были там чужаками, но никто не ставил им палки в колеса. А те, кто пытался ставить, включая и президентов, горько потом об этом жалели. В последние год-два ситуация изменилась, но не в Америке, а в России. С одной стороны, пользуясь безвременьем, южане грабили и терроризировали обеспамятевшую страну с какой-то особенной удручающей наглостью, не соблюдая никаких правил, чем непоправимо настроили против себя общественное мнение, никем пока, правда, не организованное в реальную силу противодействия; с другой стороны, взросли и окрепли, как грибы под дождем, собственные отечественные "беспредельщики"; уже вовсю скалила зубы молодая "русская мафия", отчаянная и азартная, готовая изгрызть и переварить даже мраморные пьедесталы вчерашних свергнутых идолов. Пальба, взрывы на улицах Москвы, неопознанные трупы в канализационных люках, за одну ночь поднимающиеся особняки в пригородах, как и многое другое, говорило о том, что арьергардные схватки заканчитаются, но генеральные сражения с большой кровью и потрясением основ были еще впереди. К ним готовились и те, и эти, недосыпая ночей у штабных амбразур. В "Подиум" Миша Губин приехал за десять минут до назначенного времени, но не успел сесть за столик, как увидел пересекающую уютный зальчик рыжеволосую стройную девушку в умопомрачительном мини-наряде. Девушка сияла такой ослепительной улыбкой, словно заново увидела любимого человека, после того как недавно проводила его в могилу. – Чао! – Добрый вечер. – Извини, что опоздала. – Угу. – Я такая голодная, прямо жуть! Можно я закажу для нас обоих? – Конечно. – Сразу условимся: я пригласила, я и плачу. Согласен? – Еще бы. Заказывать вообще не пришлось. Таню тут, видно, хорошо знали. Смуглый красавец с блестящей серьгой в левом ухе мгновенно уставил стол холодными закусками, посредине водрузил графин с малиновой жидкостью. – Что будете пить, господа? Таня, тебе армянский? Таня вопросительно взглянула на кавалера. – Нарзан, если можно, – сказал Губин. – На горячее, как обычно, шашлычок? – Только попостнее, – попросила Таня. Официант ушел. – Я тебе не нравлюсь? – спросила Таня. Ей было не по себе. Миша Губин – прямой, как истукан, с опущенными на стол ладонями – каждым словом, процеженным сквозь зубы, наносил ей оскорбление за оскорблением. Она чудом удерживалась, чтобы не влепить в эту презрительную рожу тарелку с салатом. Чем нестерпимее становилось это желание, тем доверчивее она улыбалась, – Ответь, пожалуйста, Мишенька! Ни чуточки не нравлюсь? А некоторые – льнут. – На кого работаешь? На Елизара? Точность попадания ее ошеломила. Она наполнила рюмки малиновой жидкостью из графина. – Оцени, итальянский гранатовый ликер. Я его обожаю. – Спасибо, не пью. – Совсем не пьешь? Хотя бы понюхай. – Если хочешь ломать комедию, я лучше пойду. – Какую комедию? – Что тебе от меня надо? – Миша, ты не допускаешь, что девушка может просто так влюбиться? С первого взгляда? – Ты? Нет. – Почему? – Послушай внимательно – это для твоей же пользы. Кто ты такая, я догадываюсь. Не знаю только, кто тебя послал и зачем. Но это мне и не нужно знать. Достаточно будет, если я еще разок увижу тебя около Насти. Надеюсь, тебе понятно? Давно она не слышала такой прямой, честной угрозы, и это привело ее в диковинное, неприличное возбуждение. Щеки запылали, глаза полыхнули зеленой мглой. Миша Губин смотрел на нее с изумлением. – Что с тобой? Ты на игле? – Расслабься, Мишенька! Будь попроще. Сейчас покушаем, выпьем, поедем ко мне и хорошенько потрахаемся. Как тебе вариантах? – У тебя бешенство матки? Таня поскорее налила себе коньяку и молча выпила. Ей было стыдно. Она допустила сегодня столько промахов, что впору было собирать манатки и отчаливать на гастроли. Самой главной ошибкой было – звонок этому ублюдку. Разве не понимала, с кем связывается? – Похмелилась? – заботливо спросил Губин. – Тогда быстренько закусывай и айда. – Куда – айда? – К тебе. Или передумала? – Никогда не передумываю. – А со мной бывает, – признался Миша. – Но, конечно, не часто. Из ресторана поехали в Мишиной "тойоте". Сзади, впритык, на светлой Таниной "вольво" следовал Витенька Строгов, ее "бьгаара". Она заранее предупредила, что может так получиться, что понадобится его хата, и забрала у него ключи от квартиры. Витенька рад был услужить ей во всем. Тем более за предоставление жилплощади она доплачивала ему по особой таксе. У Витеньки в голове была только одна извилина, но он был предан и смекалист, как дворовый пес. Ему недолго осталось куковать на белом свете – слишком много он выведал про свою прелестную хозяйку за год беспорочной службы, – и иногда в его ясных, собачьих глазах вспыхивал трепетный огонек предчувствия смерти. В такие минуты Таня награждала преданного слугу искренним материнским поцелуем. По дороге разговаривали мало, только один раз Таня пожаловалась: – Не могу понять, что на меня накатило. – Бабий час, – с готовностью отозвался Миша Губин. – Это бывает. У кошек, к примеру, в марте. Больше вроде и говорить было не о чем. В Бирюлеве возле одной из шестнадцатиэтажных коробок остановились. – Приехали. Вот мой дом. |