Книга Перемены, страница 52 – Даниэла Стил

— Они привыкнут. И им совсем ни к чему знать все подробности.

Он говорил так уверенно, что Мел посмотрела на него с ленивой и счастливой улыбкой. Для мужчины, не знавшего ни единой женщины, кроме своей жены, в течение двадцати лет и не общавшегося ни с кем после ее смерти, он казался весьма самоуверенным, и Мел сомневалась, являлось ли это доказательством его чувств к ней или следствием его постоянной уравновешенности?

— Вы спокойно рассуждаете об этом, сэр.

Он улыбнулся:

— Я никогда не испытывал подобного чувства, Мел. Жизнь казалась такой прекрасной. — По крайней мере здесь, в Нью-Йорке, в ее милом, маленьком, наполненном солнцем доме наедине с ней. Возможно, все будет не так в окружении детей, но он надеялся на лучшее. — Думаю, наши дети смогут справиться с этим. А ты так не считаешь?

— Мне бы твою уверенность. Как насчет Пам?

— Ты понравилась ей. А в Аспене у каждого будет чем заняться: экскурсии, прогулки, плавание, теннис, рыбалка, музыкальные фестивали по вечерам. Дети встречаются там со старыми друзьями. Им будет не до нас, поскольку у них найдутся собственные дела.

Но он не убедил Мел, и она засомневалась, насколько реально он подходит к этому вопросу.

— Кроме того, — Питер придвинулся к ней и обнял, — не думаю, что смогу прожить без тебя долгие несколько недель.

— Они покажутся вечностью, не так ли? — нежно и печально произнесла она, склонив голову ему на грудь и чувствуя, как его тепло обволакивает ее. — Но я не уверена, стоит ли нам приезжать в Аспен, Питер.

Это будет для них слишком большим ударом.

— Что именно? То, что мы — друзья? — удивленно поинтересовался он. — Не стоит придумывать того, что они и не заметят.

— Они не слепые, Питер. Они уже почти взрослые, кроме Мэта. Их не обманешь.

— А кто их обманывает? — Он на мгновение оторвался от нее, чтобы посмотреть ей в глаза. — Я люблю тебя, Мел.

— Ты хочешь, чтобы они узнали об этом?

Он улыбнулся:

— Со временем.

— Ну и что тогда? Мы идем каждый своей дорогой, каждый живет своей собственной жизнью за три тысячи миль друг от друга, и они будут знать, что между нами существует интимная связь? Подумай, как они воспримут это. — Она на мгновение задумалась, и перед ней вновь возникло лицо Пам, мысль о которой преследовала ее. — Особенно Пам.

Она говорила искренне, и он вздохнул.

— Ты слишком много думаешь.

— Я отношусь к этому серьезно.

— Не стоит. Просто приезжайте в Аспен, и немного повеселимся, не беспокоясь о детях. С ними все будет хорошо. Поверь мне.

Мел поражало его простодушие. Иногда ее удивляла его наивность в отношении детей. Но она должна была признать, что, несмотря на свои возражения против этой поездки, ей не терпелось снова увидеть его, и Аспен представил бы чудесную возможность для новой встречи, если бы ей удалось уговорить двойняшек на недельку-другую покинуть Мартас-Винъярд. Она нахмурилась, придумывая, что она скажет им по возвращении.

— Не волнуйся так. Мел. Приезжай.

Она улыбнулась, и они поцеловались. А потом она сидела, задумчиво потягивая вино.

— Я просто не знаю, что сказать девочкам, почему мы должны уехать из Мартас-Винъярда.

— Скажи им, что горы полезнее для их здоровья.

Мел засмеялась и, склонив голову, посмотрела на него.

— А тебе не нравится море?

— Конечно, нравится. Но я люблю горы. Там такой чудесный воздух, чудесная природа, великолепные места для прогулок.

Она и не предполагала, что Питер такой любитель природы, но после напряженной работы ему требовался отдых, и лучше всего он восстанавливал силы в горах. А Мел с детства любила море и предпочитала проводить отпуск в Мартас-Винъярде.

— Я могла бы упомянуть им о Марке, — усмехнулась она, — это могло бы убедить Вал, но нам не нужна такая головная боль.

Он засмеялся:

— Возможно, мне следует сказать ему о двойняшках до отъезда. — В тот вечер Питер больше не осмелился спросить Мел, убедил ли он ее, но на следующее утро, сидя за кофе, он решил, что должен выяснить это. Через час они уезжали в аэропорт, и его вещи были уже упакованы. Мел не собиралась возвращаться в свой городской дом до сентября. — Ну, Мел, так ты приедешь?

— Мне бы очень хотелось.

Он поставил чашку и, наклонившись, поцеловал ее.

— Ты приедешь в Аспен к концу месяца, Мел?

— Я постараюсь. Мне надо все обдумать. — Она уже несколько раз прокрутила его предложение в голове, но так ничего и не решила. Но если они не поедут туда, то, возможно, ей не удастся увидеться с ним еще несколько месяцев, а ей этого совсем не хотелось.

Мел со вздохом поставила чашку и посмотрела ему в глаза.

— Не знаю только, стоит ли нам посвящать детей в свои взаимоотношения.

— А почему бы и нет? — огорчился он.

— Потому что, возможно, им трудно будет смириться с этим.

— Думаю, ты недооцениваешь наших детей.

— Как ты собираешься объяснить им наш приезд?

— А разве что-то надо объяснять?

— А как ты думаешь? Конечно, надо.

— Хорошо, хорошо. Значит, мы объясним им. Скажем, что мы — старые друзья.

— Они прекрасно знают, что это не так. — Мел явно начинала расстраиваться. Он взглянул на часы.

Половина восьмого, и через полчаса им надо ехать в аэропорт. Оставалось совсем немного времени на уговоры. А если она не приедет, то одному богу известно, когда он снова увидит ее.

— Мне плевать, что ты скажешь им, Мел, твоим детям или моим. Но я хочу, чтобы ты приехала в Аспен.

— Я должна подумать.

— Нет, не должна. Ты так долго все решения принимала сама, что теперь не представляешь, как избавиться от этого и довериться кому-либо.

— Совсем не в этом дело. — Они переходили на повышенные тона. — Ты не представляешь реакции детей.

— Неужели у нас нет права на личную жизнь? Неужели я не вправе любить тебя?

— Конечно, имеешь, но мы не вправе подвергать наших детей подобным испытаниям, если это ни к.чему не может привести, Питер.

— Почему ты так думаешь? — Он повысил голос. — У тебя другие планы?

— Ведь я живу в Нью-Йорке, а ты — в Лос-Анджелесе, или ты забыл?

— Я прекрасно помню об этом, и как раз поэтому я хотел встретиться с тобой раньше, чем через три недели, или я прошу слишком о многом?