Онлайн книга «Клад Наполеона»
|
– С него? С кого – с него? – осведомилась Вера. – С Симочки… – призналась Лида, и на ее лице неожиданно проступило подлинное чувство. Тут Вера вспомнила здоровенного красномордого мужика, которого она видела один-единственный раз. Кажется, его звали Серафим, и он доводился племянником то ли Лиде, то ли Зое. Вот уж кому совершенно не подходило его имя! Ведь Серафим – это какое-то божественное создание, что-то сродни ангелу… – Должен же бедный мальчик где-то жить? – проворковала тетя Зоя, и лицо ее порозовело от нежности. Когда Вера уезжала во Францию, Серафиму уже перевалило за тридцать, значит, сейчас «бедному мальчику» близится к сорока! – Но мы его не дадим в обиду! – выпалили тетки хором и встали плечом к плечу, давая понять, что примут ради дорогого племянника любые пытки. – Да его никто и не обижает… – пробормотала Вера, опустив глаза. – Кто его обидит, тот трех дней не проживет… – Что? – подозрительно переспросила тетя Лида. – Да ничего! – Вера поняла, что нужно уходить, иначе вся эта семейная сцена плохо кончится. – Вот только что. Я хочу забрать кое-какие мамины вещи… – Какие еще вещи? – насторожилась Зоя. – Все вещи бедной Маргариты мы давно выбросили, а то ведь, ты понимаешь, говорят, что эта болезнь заразна… – Но хотя бы фотографии вы оставили?! – проговорила Вера, едва сдерживаясь. – Ну, что ты так кричишь? – с самым невинным видом отозвалась Лида. – Никто не трогал твои фотографии, кому они нужны… Кажется, в кладовке осталась какая-то коробка… Она удалилась с тем же видом королевы, удаляющейся в изгнание. Мол, это она первой захватила плацдарм в этой квартире. Вера сидела, мрачно уставившись в стол, и водила ногтем по клеенке. На душе было скверно. Наконец Лида снова появилась в дверях кухни. В руках у нее была картонная коробка, из которой выпирали какие-то бумаги и папки. – Вот все, что здесь осталось твоего! – проговорила тетка, протягивая коробку Вере. – Не беспокойся, мы здесь ничего не трогали. – Нам чужого не нужно! – подхватила Зоя. Вера сжала зубы, чтобы не сорваться, прижала к себе коробку и направилась к выходу. На этот раз тетки дружно провожали ее и даже открыли перед ней дверь – видимо, очень уж им хотелось, чтобы она поскорее отсюда убралась… Вера медленно спустилась по лестнице, вышла из подъезда. По щекам ее ползли злые слезы, и она даже не могла их вытереть, потому что руки были заняты коробкой. Подойдя к краю тротуара, она попыталась махнуть рукой проезжающим машинам, удерживая другой злополучную коробку. Разумеется, ничего хорошего из этого не получилось – коробка упала, и ее содержимое рассыпалось по тротуару. Это переполнило чашу Вериного терпения. Слезы хлынули из глаз просто ручьем, как будто где-то там, внутри Веры, прорвало вентиль. Она опустилась на колени и стала собирать разлетевшиеся бумаги, газетные вырезки, фотографии, из последних сил сдерживаясь, чтобы не рыдать в голос. Вдруг рядом с ней остановилась машина. Из нее выбрался мужчина, подошел к Вере и проговорил: – Что случилось? Подождите, я вам помогу… – Проезжайте! – проговорила Вера сквозь слезы и отмахнулась от незваного доброжелателя. – Проезжайте, говорю! – Вы же, кажется, хотели остановить машину… Да что с вами такое? – Мужчина опустился рядом с Верой на колени, взял ее за подбородок. – Что стряслось? – Не ваше дело! – огрызнулась Вера. – Да кто вы такой? – Вы меня не узнаете? Только теперь она разглядела его. Это был тот мужчина, с которым они познакомились на Надиных похоронах. Как же его зовут… ах да, Матвей, Матвей Громов! Матвей ехал по своим делам, как вдруг увидел на углу молодую женщину с коробкой. Коробка закрывала ее лицо, но в фигуре женщины, в ее осанке было что-то неуловимо знакомое. На какое-то мгновение у него промелькнула дикая мысль – Матвею показалось, что это Надя, чудесным образом воскресшая… Он тут же отбросил эту мысль и пригляделся к женщине. Она попыталась махнуть рукой, чтобы остановить машину, не удержала свою коробку и уронила ее на тротуар. И только тут Матвей узнал ее. Широкие скулы, осыпанные мелкими веснушками, были мокры от слез, глаза необычного разреза покраснели… Это была Вера, Надина двоюродная сестра, и она плакала. Матвей остановил машину, выскочил из нее и бросился к Вере. Она ползала на коленях, собирая разлетевшиеся бумаги, и ее узкие плечи тряслись от рыданий. – Что с вами случилось? – проговорил Матвей, помогая ей собрать бумаги в коробку. Вера отмахивалась, отталкивала его, продолжая плакать, как ребенок, отпихивающий взрослых, пытающихся его утешить. «Ну что такое, – недовольно думал Матвей, – ну до чего несуразная девка. Все у нее не слава богу. То напивается в одиночку, то рыдает при всем честном народе! Рева-корова! Все, надоело!» Он быстро подхватил все бумаги с тротуара, взял Веру за плечи и силой втащил ее в свою машину. Сжав ее хрупкие, податливые плечи, Матвей почувствовал вдруг странное чувство к этой, видимо, очень несчастной девице. Когда он смотрел на нее издали, то думал о ней не слишком хорошо, а когда оказался близко, душа его сказала совсем другое. – Что вы делаете? Что вы себе позволяете? – бормотала она, вяло отбиваясь. – Вы меня что – похищаете? «Нужна ты мне!» – по инерции подумал Матвей, но тут же спохватился, что снова хамит ей, как в прошлый раз. – Ага, и выкуп за вас потребую, – проговорил он, пытаясь насмешкой расшевелить ее. – Ладно, вы же куда-то собирались ехать? Говорите куда? Вера молчала, и Матвей прикрикнул на нее: – Да говорите же скорее, вон, видите, мы задерживаем движение! Действительно, сзади ему уже сигналили другие водители. Вынужденная резкость отрезвила Веру. Она огляделась по сторонам, как будто пробудившись от тяжелого сна, и проговорила: – Поедем домой… ну, туда, в Надину квартиру. Вы же там были. – Слушаю и повинуюсь, – проговорил он дурашливо, все еще не теряя надежды расшевелить девушку. – А вы пока можете привести себя в порядок… – и он, левой рукой выворачивая руль, правой достал из бардачка стопку бумажных салфеток. Вера взглянула на себя в зеркало заднего вида и ахнула. Она принялась салфетками вытирать слезы и размазанную по щекам тушь. Матвей вздохнул облегченно: если женщина занялась своим лицом, значит, не все так плохо, и скоро она придет в себя. |