Книга Легенда о "Ночном дозоре", страница 8 – Наталья Александрова

– И вы все равно заплатите мне пятьсот гульденов? – недоверчиво спросил художник.

– Непременно! – Черный Человек приложил руку к груди. – Непременно заплачу! Правда, у меня будет к вам еще одна просьба… совсем небольшая, незначительная…

– Вот как? – глаза Рембрандта подозрительно сверкнули. – Так я и подозревал! Что же это за просьба?

Сказать, что Старыгин был не в самых лучших отношениях с Евгением Ивановичем Леговым, значило бы ничего не сказать.

Когда в Эрмитаже случилось невероятное происшествие, связанное с «Мадонной Литта» великого Леонардо, Легов попытался сделать из Старыгина козла отпущения. Дмитрию Алексеевичу пришлось тогда бежать, и только блестяще распутав ту загадку, он смог снять с себя обвинение.

Но не неприязнь Легова.

Впрочем, это чувство было взаимным.

И сейчас, направляясь к кабинету начальника службы безопасности, Старыгин испытывал не слишком приятные чувства.

Перед входом в кабинет Легова нервно курил высокий светловолосый парень. Старыгин узнал в нем того охранника, который задержал покушавшуюся на «Ночной дозор» маньячку.

– Шеф занят? – спросил Старыгин, показав глазами на массивную дверь кабинета.

Парень округлил глаза, загасил сигарету и вполголоса проговорил:

– Не ходите к нему сейчас! Он там в таком состоянии, что запросто может убить. Об меня сейчас чуть дорогую китайскую вазу не расколошматил.

– А что такое? – Старыгин приостановился: Легов и в спокойном состоянии не вызывал у него симпатии.

– Вы что – ничего не слышали? – Охранник опасливо покосился на дверь и перешел на шепот: – У него подозреваемая в окно выбросилась!

– Да знаю я! – Старыгин попятился и махнул рукой. – Уж весь город, наверное, знает!

– Между прочим, это я ее задержал, а шеф не придумал ничего лучше, чем оставить ее одну в кабинете! Психолог, блин! Думал, она там дозреет, как помидор на грядке, и все ему выложит. Ну, она дозрела… и в окно сиганула!

Парень нервно закурил новую сигарету и с интересом взглянул на Старыгина:

– А я вас знаю! Это ведь вы тогда шефа на место поставили, когда с «Мадонной» неприятность вышла!

– Было дело… – неохотно признался Старыгин.

– Я вам одну вещь хочу показать, – парень снова перешел на заговорщический шепот и отошел от кабинета начальника к столу, над которым ярко светило бронзовое бра. – Сейчас это дело у нас заберут, тут ведь насильственная смерть, так что милиция будет заниматься… но вот это вас точно заинтересует!

Он выложил на стол несколько крупных фотографий.

Старыгин наклонился над столом и невольно вздрогнул.

На всех фотографиях была мертвая женщина, в нелепой, противоестественной позе разметавшаяся на тротуаре. Ноги и руки ее были так неестественно вывернуты, как будто это был не человек, а сломанная кукла. Под мертвым телом растеклось большое темное пятно.

– Господи! – проговорил Старыгин. – Это… это она?

– Да, – довольно спокойно подтвердил охранник. – Но я вам хотел показать вот что… – Он отложил одну из фотографий и концом шариковой ручки показал на правую руку погибшей. – Посмотрите, это она нарисовала, прежде чем умереть…

Около правой руки на асфальте был криво нацарапан какой-то значок, что-то вроде вписанной в круг звезды.

– Это действительно нарисовала она? – спросил Старыгин, с трудом справившись со своим голосом.

– Конечно, – подтвердил парень. – Нарисовала собственной кровью. Палец еще двигался, когда к ней подошли. И он был в крови.

– Господи! – повторил Старыгин.

– Значит, это было что-то очень важное… – Парень склонился над фотографией, напряг глаза. – Я думал, может быть, вы знаете, что это за значок…

Старыгин сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, затем достал из кармана любимую старинную лупу и поднес ее к снимку.

На асфальте был начерчен круг со вписанной в него перевернутой шестиконечной звездой.

– Так я и думал…

– Что это? – заинтересованно спросил охранник.

– Это – символ, обозначающий колесо судьбы, – проговорил Старыгин, складывая лупу. – Один из Старших, или как их называют, Мажорных арканов Таро.

– Таро? – разочарованно протянул охранник. – Это ведь вроде такие карты?

– Таро, или Тарок, – это не только карты, это сложная система символов, которой около пяти тысяч лет. Эта система, по одним воззрениям, восходит к Древнему Египту, по другим – ее автором является легендарный основатель алхимии Гермес Трисмегист, или трижды величайший…

– В общем, сектанты какие-то! – вздохнул парень. – С этой публикой вечно жди неприятностей!

Старыгин неопределенно хмыкнул и распростился с охранником.

Желание общаться с Леговым, и до того не слишком горячее, окончательно прошло, особенно учитывая состояние заместителя по безопасности. Зато после разговора с охранником Старыгин захотел увидеться со своей старинной знакомой, работающей в одном из отделов Эрмитажа.

Пройдя по узкому служебному коридору, он поднялся по лестнице на третий этаж и оказался перед высокой дверью с медной табличкой «Кабинет рукописей».

Старыгин позвонил, и через полминуты за дверью послышались торопливые, немного неровные шаги.

Дверь отворилась, и на пороге появилась невысокая сутулая женщина лет сорока. Увидев Старыгина, она радостно улыбнулась, и ее бесцветное невыразительное лицо неожиданно преобразилось.

Кажется, Лев Толстой говорил, что красивые люди – это те, кого красит улыбка, а некрасивые – те, кого улыбка портит. Если классик прав, то хранительница кабинета рукописей была необыкновенно красивой женщиной, во всяком случае, от улыбки она удивительно похорошела.

– Дима! – радостно воскликнула она. – Какой редкий гость! Заходи, я сварю тебе кофе!

– Тебе же пожарник не разрешает!

– А он не узнает! Знаешь, где я прячу кофеварку? В несгораемом шкафу для особо ценных документов! Надеюсь, ты меня не выдашь?

– Ага! – Старыгин рассмеялся. – Теперь мне есть чем тебя шантажировать! Если ты не будешь мне давать нужные рукописи…

– Ну вот, – женщина погрустнела. – Конечно, ты опять пришел исключительно по делу…

– Не обижайся, Танечка, но ты же знаешь, какие дела творятся в Эрмитаже! Ты же слышала, что произошло с «Ночным дозором» Рембрандта…

– Слышала… – Женщина вздохнула, повернулась и, слегка прихрамывая, пошла между двух рядов стеллажей, до самого потолка уставленных папками с бесценными рукописями.

В конце этого узкого коридорчика располагался ее рабочий кабинет. Собственно, это был не кабинет, а кусок свободного пространства, отвоеванный у стеллажей и шкафов, с письменным столом посередине. Единственной роскошью в этом кабинетике были два огромных окна – одно выходило на Неву, второе – на Зимнюю канавку и здание Эрмитажного театра. Знатоки считали, что вид из этих окон – один из красивейших в Петербурге.