Онлайн книга «Дама Тулуза»
– Но зачем же тогда Иисус видимо жил и страдал? – спросила Эрмесинда. Теперь Петронилла ясно видела, что Эрмесинда знает правильный ответ на свой вопрос, а спрашивает лишь ради других – ради тех, кто не знает ответа и не решается перебить Оливьера. Совершенная добавила: – Ведь на самом деле Иисус не воплощался и не носил позорного телесного вретища. Не обманом ли были Его жизнь и смерть? – Сестра, разве добрый Бог обманывает? Лжецом Он стал в руках католической церкви, извратившей слова Писания себе на потребу, – строго молвил Оливьер. – Иисус был призван как живой пример для человечества. Он учил людей отрешаться от плоти с ее страданиями. Он учил людей сбрасывать ветхую телесную оболочку, чтобы вернуться к истинному Богу и создать истинную Церковь, к которой мы с тобой принадлежим. – Слава Отцу и Сыну и Святому Духу! – воскликнула Эрмесинда. – Истинно, – отозвался Оливьер. – Аминь, – вразнобой подхватили остальные. И Петронилла прошептала следом за ними: – Аминь. После короткого молчания Оливьер сделал знак своему сотоварищу, и тот встал. Повинуясь тому же знаку, поднялась из-за стола и Эрмесинда. И вот тот человек, что был с Оливьером (он так и не сказал своего имени) протягивает руку старому графу Фуа; а граф берет за руку своего сына; тот – своего двоюродного брата Одо Террида; Одо Террид – Рожьера де Коминжа; Рожьер де Коминж – своего отца графа Бернарта. И так они стоят по правую руку от Оливьера. А Эрмесинда сжимает своими сухими горячими пальцами вспотевшую ладошку Петрониллы; Петронилла прикасается к локтю своей матери Этьенетты; Этьенетта берет за руку домну Филиппу, супругу графа де Фуа; домна Филиппа – домну Эклармонду, сестру графа; а Эклармонда соединяет руку с рукой второй совершенной, которая пришла в Фуа вместе с Эрмесиндой. Вторая живая цепь становится слева от Оливьера. Братья, сестры. В наступившей тишине громко затрещал факел за спиной у Петрониллы. Эрмесинда потянула девочку за руку. Вся цепь, колыхнувшись, пала на колени – один увлекая другого. Эклармонда де Фуа громко сказала: – Благослови нас, добрый христианин. И склонила голову, коснувшись лбом пола. Следом за нею точно так же склонили головы и остальные. Оливьер молвил, серьезно и торжественно: – Бог да благословит вас. Выпрямились, но с колен не поднялись. Петронилла смотрела на Оливьера во все глаза. Теперь, когда она умалилась перед ним, он еще больше вырос, сделался огромным, наподобие горы. Он был суров и прекрасен. И стар. В его глазах жил Святой Дух. Заметно волнуясь, проговорил Бернарт де Коминж, отец Петрониллы: – Благословите нас, добрый человек. Нестройно подхватили эти слова Рожьер и Одо Террид, а из женщин – Эрмесинда и сомлевшая от собственной храбрости Петронилла. Оливьер отозвался: – Господь да благословит вас. И в третий раз поклонилось ему все собрание. И тот совершенный, чьего имени никто не узнал, сказал: – Благослови нас, отец, и моли доброго Бога за нас, грешных, дабы сделал нас истинными христианами и даровал нам кончину благую. И ответил Оливьер: – Бог да благословит вас, чада, и да соделает вас истинными христианами, и да сподобит кончины благой. – Аминь, – громко сказал старый граф Фуа. – Истинно, – произнесла Эрмесинда. И Петронилла, льнущая к ней восторженной душой, повторила с радостью: – Истинно. Оливьер оглядел собравшихся, как учитель старательных учеников. Сказал так: – Вознесем же все вместе ту единственную молитву, которая указана истинным христианам. И запел «Отче наш». Он пел неожиданно красивым, низким голосом, гладким, как атлас. Петронилла знала «Отче наш» по-латыни; совершенные же, все четверо, пели на провансальском наречии. Петронилла завидовала им и остро страдала оттого, что не может петь вместе с ними. – …хлеб наш сверхсущный дай нам ныне… – выпевала рядом с ней Эрмесинда. Домна Филиппа, жена графа де Фуа, тоже пела. И Бернарт де Коминж. – Яко Твое есть Царство… – заключил Оливьер. Отзвук сильного голоса еще некоторое время бродил по залу и, наконец, затих под потолком, в темноте, куда не достигал рассеянный свет факелов. Подняв руку, Оливьер провозгласил: – Во имя Отца и Сына и Святого Духа. – Благодать Господа нашего Иисуса Христа да будет с нами, – отозвалась Эрмесинда. – Отец, Сын и Дух Святой да сжалятся над вами, – сказал Оливьер. – И да сделают нас истинными христианами, – произнесла Эрмесинда. – Отец, Сын и Дух Святой да простят вам прегрешения ваши, – сказал Оливьер. А Эрмесинда добавила: – И да сподобят нас кончины благой. Оливьер развел руки в стороны, приглашая всех снова занять место за столом. Когда суета улеглась, он неспешно благословил хлеб в корзине и, разломив, отдал – налево, направо. И тут Петронилла поняла, как ужасно, как зверски она проголодалась. * * * – Я не выйду замуж! Я не хочу выходить замуж! Петронилла горько рыдала. Бернарт де Коминж заметно растерялся, столкнувшись с неожиданным сопротивлением дочери. – Все девушки выходят замуж, – сказал он наконец. – Я не хочу замуж. Я хочу быть совершенной, – выговорила Петронилла сквозь потоки слез. – Я хочу быть как Эрмесинда… И как Эклармонда де Фуа… Бернарт де Коминж позволил своей меньшой дочке выплакаться. Терпеливо выслушал все ее признания. Девичьи мечты. Целомудрие. Воздержание. Пост и строгость. Внутренний жар. Могущество творить чудеса. Спасение души. Быть как агнец среди волков. Завоевать Царство Небесное. Войти в Небесный Иерусалим. И вот Петронилла всхлипнула в последний раз и затихла: рыжеватая голова у отца на коленях, сама – у его ног, на полу. Он наклонился, поднял ее на руки. Петронилла вдруг зевнула. Ее маленькое личико покраснело и распухло. Бернарт отнес девочку на кровать, закутал потеплее – у нее лязгали зубы. Уселся рядом. Она поцеловала его руку и пробормотала: – Отец, не отдавайте меня замуж. Лучше я стану совершенной. – Ты еще успеешь стать совершенной, – сказал Бернарт де Коминж своему упрямому ребенку. – Не обязательно же отрешаться от мира в пятнадцать лет. – Вы хотите, чтобы я погубила свою душу? – спросила девочка, вся в слезах. – Я хочу творить чудеса. Вы видели, как Эрмесинда… |