Онлайн книга «За синей рекой»
– А вы знаете, ведь я выросла у моря… Когда-то, давным-давно, я жила с моими братьями и отцом в высокой башне, на маяке. Вокруг – только песок и волны. Вечерами мы уходили бродить по берегу. Я распускала косу… Мне нравилось, когда все развевалось, – одежда, волосы… Как-то раз мы с братьями отошли далеко от маяка и попали в страшную бурю. Со всех сторон налетели ветры, но мы крепко держались за руки и ничего не боялись. Но потом прилетел южный ветер. Сама не знаю как, но я выпустила руки. Меня подхватило и понесло… А братья стояли внизу и смотрели, как я улетаю. Иногда мне кажется, все мы знали, что когда-нибудь это случится. Я летела в объятиях южного ветра, такого теплого и сильного, и думала, что впереди у меня прекрасная жизнь, что я лечу в чудесные теплые края… Что меня сразу полюбит какой-нибудь достойный человек, а там, как по волшебству, появятся и дом, и фруктовый сад, и дети… Но ничего этого не случилось. Для начала я устроилась в один трактир – мыть посуду, а потом ушла в лес и сделалась маркитанткой… Зимородок вмешался в разговор: – Сколько лет я знаю тебя, Мэггенн, а сегодня не узнаю. Не хочешь ли и ты отправиться на поиски города брата Дубравы? – Может быть, – сказала она. – Странно, – произнес Зимородок, – а я-то всегда считал, что вы, лесные маркитантки, вполне довольны своей долей. Живете в лесу, вольные птахи, никто вас не тиранит, наоборот – все уважают, любят… Разве не хорошо? Мэгг Морриган не отрывала глаз от огня: – И да, и нет. Лес, одиночество, нечастые встречи с друзьями… прекрасная жизнь! Но кто и когда видел старую маркитантку? И кто из вас знает, какой смертью мы умираем?.. Все замолчали. Мэгг Морриган невозмутимо набила трубочку, а Гловач погромче ударил по струнам и усладил слух собравшихся чрезвычайно длинной балладой «О шести повешенных пьяницах». Костер постепенно угасал, и вместе с ним угасали и наиболее стойкие ночные сидельцы. Зимородок заснул на середине баллады, Гловач – на последнем куплете. Последним погрузился в объятия сна взволнованный философ. Над березовой рощей распростерся густой бархат тишины. Однако поспать им так и не удалось. Вскоре после полуночи над болотами разнесся пронзительный визг. Зимородок, который всегда спал чутко, так и подпрыгнул. Сна как не бывало. А рядом заворочались другие. Только Марион не проснулась, да пан Борживой продолжал храпеть во все горло. – Что это было? – широко зевая, спросил Гловач. – Кажется, кричали? – Возможно, это ночная птица, – заметил Освальд фон Штранден. – Ночные птицы, в отличие от дневных, поют неблагозвучно. – Мне тоже показалось, что кричали, – произнесла Мэгг Морриган. – Надо бы посмотреть, все ли на месте. – Лично я здесь, – подал голос Вольфрам Кандела. – Я знаю, кого нет, – сказал Зимородок. – Ее уже давно нет. Он взял свой лук и поспешно зашагал в темноту. Освальд фон Штранден неловко завозился во мраке, пытаясь нащупать свои сапоги и обуться. Мэгг Морриган остановила его: – Куда это вы собрались? Спите! – Не стану же я бездействовать, когда даме угрожает опасность! – Говорят вам, спите. Вы ему сейчас только помеха. Штранден с досадой бросил сапоги на землю, а Мэгг Морриган утешила его, как могла: – Да вы не беспокойтесь за Зимородка. Ему не впервой. – Так кого все-таки нет? – сонным голосом спросил Гловач. – Гиацинты, – ответила Мэгг Морриган. В этот момент визг повторился. – Ну и ну, – покачал головой лютнист. – Видать, и впрямь дочка Кровавого Барона попала в историю… В слабом свете молодой луны болото казалось темной бородавчатой шкурой спящего страшилища. Зимородок двинулся вперед, стараясь не шуметь. Один раз слева мелькнула пара горящих глаз. Затем послышалось уже знакомое «ох!», и Густа ушла на глубину. Вскоре Зимородок увидел впереди дерево. В темноте оно казалось громадным. С нижнего сука свисало что-то продолговатое. Когда Зимородок подошел поближе, в нос ему ударил крепкий дух вяленой рыбы. Так и есть! Еще одна подвешенная за хвост русалка! А рядом… Рядом извивалась, пытаясь дотянуться руками до ветки, девица Гиацинта. Кто-то подвесил ее за ноги возле русалки. Зимородок ахнул и тут только сообразил, что в спешке не взял с собой ножа. Гиацинта, завидев его, обвисла. Вид висящей Гиацинты поразил Зимородка настолько, что он застыл с полуоткрытым ртом. Ее перевернутое лицо покраснело, глаза глядели жалобно и одновременно – с лютой злобой. Зимородок перевел взгляд на ветку, где крепился узел, прикидывая, удастся ли развязать его руками. Веревка стягивала щиколотки, прихватив их вместе с юбкой, так что ноги Гиацинты теперь отдаленно напоминали рыбий хвост. Так прошла, наверное, минута. Затем Гиацинта набрала полную грудь воздуха и опять пронзительно завизжала. Зимородок словно очнулся от глубокого сна. Он потрогал пальцем узел. Снизу его сверлил пристальный взгляд. Зимородок приподнял Гиацинту за плечи и помог ей дотянуться руками до ветки. По-прежнему безмолвная, она мертвой хваткой вцепилась в сук справа и слева от узла и теперь свисала бесформенным мешком. Бормоча извинения, Зимородок начал расшатывать узел. Босые ноги непрерывно двигались. Пальцы то сжимались, то разжимались. Вообще казалось, что ступни девушки живут какой-то своей особенной жизнью. Наконец веревка подалась. Еще один рывок – и дочь Кровавого Барона кулем рухнула на мягкую сырую кочку. Зимородок вытер лицо рукавом. Почему-то он не мог избавиться от ощущения, что оказался в дураках. Он перевел взгляд на русалку. Та вялилась уже не первый день. Маленькое сморщенное личико с полузакрытыми глазами выражало легкое удивление. Обвисшие ручки, тоненькие и непропорционально длинные, почти касались земли. Лакомой частью русалки, по-видимому, являлся мясистый хвост. Освобожденная Гиацинта кое-как уселась, совершенно по-звериному потрясла растрепанной головой и, странно, тоненько подвывая, принялась растирать ноги. Зимородок потоптался возле нее и нерешительно проговорил: – Надо бы нам уходить поскорее… Гиацинта, казалось, не слышала. Она, пошатываясь, поднялась и обеими руками вцепилась себе в волосы. Некоторое время ворошила их, затем вскрикнула: «А-а!» и, выхватив из спутанных прядей гребень, с силой швырнула его под ноги. Зимородок слегка отступил. Приговаривая жутковатым утробным голосом: «Вот тебе!.. Вот тебе!..», дочь Кровавого Барона принялась топтать злополучный гребень. Это продолжалось минуты три. Затем Гиацинта взглянула в лицо Зимородку и, как ни в чем не бывало, произнесла: – Ну что, пойдем? |