Онлайн книга «Космическая тетушка»
Громила медленно повернулся и проводил ее тоскливым взглядом. – Вы подтверждаете, что это Анео? – спросил отца дежурный, опять жуя. – Да, – сказал отец, не сводя глаз со своей сестры. Не то пристыдить ее хотел, не то – убедиться, что с ней все в порядке. – А вы? – повернулся дежурный к моей няньке, и тотчас его глазки запрыгали по «бородавкам» на ее платье. Нянька негромко, с некоторым достоинством промычала, а я подошел ближе к тете и произнес: – Второй член семьи – я. Да, я подтверждаю, что это – Бугго Анео. – А, – сказал дежурный, – а я-то думаю, зачем господин паренька с собой привел. Тут внутреннее радио неожиданно захрипело на стене и, невнятно ругаясь, крикнуло: – Заснул, что ли? Два скафандра в «Отрыжке»! Подтверди, как слышишь! Два скафандра, сильно мятые! Дежурный подбежал к столу, надавил там невидимую кнопку и, низко наклонившись к столешнице, заорал что есть мочи: – Я оформляю!!! Затем отпустил кнопку и расслабленно приблизился к нам. – Учитывая пол и обстоятельства – штраф шестьсот экю. Вот бумажная квитанция и подлинник протокола. Протокол – мне, остальное – вам. Он сунул отцу листки. Отец взял не глядя и спросил: – Не много ли – шестьсот? Разве вы не сообщили мне, что оформили самооборону? – А также имело место сопротивление при задержании. Да и вообще. – Дежурный надавил на пульт, который все это время мусолил в руке, и в дальнем конце комнаты появилась вторая Бугго Анео. На ней было платье с очень пышной юбкой, скрывавшей тяжелые прочные башмаки. Это платье было густо измазано грязью и висело на Бугго клочьями. Действие развивалось в полном безмолвии. Один человек рядом с Бугго хватался за кусок стены, попавшей в поле зрения оперативной съемки. Другой лежал на земле – видна была только верхняя половина его туловища с оскаленной челюстью. Внезапно Бугго сделала резкий, птичий скачок в сторону, взмахнула рукой и располосовала лицо стоящему у стены. Тот беззвучно взвыл – на самом деле, должно быть, орал он очень громко, потому что бесплотная Бугго сильно сморщилась, – упал и исчез. Бугго вздернула платье и, выставив башмак, метко попала по носу лежащему. В следующий миг на нее набросились оперативники. Они смяли Бугго и погребли ее под собой. На мгновение она вынырнула вновь – изгибаясь всем телом, она висела на крепко держащих ее руках, – а затем изображение пошло крупной рябью и исчезло. Дежурный с очевидной неохотой повернулся к нам. – Во дает, – сказал громила за решеткой. – Сука! – сказали шлюхи оскорбленно. Человек, прикованный к стене, плюнул и с презрением отвернулся, а толстяк счастливо засмеялся. Один из лежавших на скамье заметил другому: – Так это Бугго Анео. Бугго сказала моему отцу: – Меня оклеветали! А отец вынул планшетку, вбил в нее номера протокола и бумажной квитанции на штраф, затем расписался на документах и вручил их дежурному со словами: – Убедили. Бугго опять отошла от решетки и стала снимать свой бесформенный плащ полувоенного образца. Громила пытался ее остановить, но она силком набросила плащ ему на плечи и закутала: – Это ведь твое. – Ты выиграла! – возразил он. – Я честный! – Конечно, ты честный. Но я ведь возвращаюсь домой, а ты – нет. – Все равно, это твое, – ворчал он. – Если бы за мной не пришли, я бы нипочем тебе не отдала, – заверила Бугго. – У, – сказал громила. – Слушай, пусть твой малец моей позвонит. – Теода, иди сюда, – позвала меня Бугго. Я приблизился к клетке вплотную. Там пахло пылью, мочой и немытой плотью. Но пыль перешибала все. Громила начал рассказывать, то и дело касаясь повязки у себя на голове: – Видишь, как вышло. Мамаша послала меня за араком… – Вы мне лучше скажите имя и номер, по которому послать сообщение, – попросил я, вынимая свою планшетку. – Да погоди ты, сперва выслушай, – он сердито махнул рукой. – Меня мамаша послала за араком… – Готово! – празднично выкрикнул дежурный. – Забирайте! Он опять прибег к кнопке на столешнице. Решетка загудела, как будто по ней прошел ток высокого напряжения, и сама собой, рывком, распахнулась маленькая дверца. Тетя Бугго, придерживая на себе распадающееся платье, нырнула туда. – Вот ведь геккон, – вздохнул толстяк. – А меня сюда двое запихивали. Я быстро сунул громиле планшетку. – Вбейте номер и имя. Я все передам. Он взял и принялся, с трудом попадая по кнопочкам, что-то писать. Бугго вылупилась на свободу, встряхнулась всеми своими лохмотьями, точно перьями, и смешливо сощурилась на няньку: – Ну и разжирела ты, оказывается, Тагле! – сказала она. Нянька надвинулась на Бугго, обхватила ее за острые плечи и прижала к себе – точно намереваясь погрузить угловатое тело Бугго в свои могучие телеса. Громила ткнул меня через решетку планшеткой в бок и поплелся на свое прежнее место, где валялись ненужные кругляши. Отец расписался на прощание в гигантском гроссбухе, я черкнул подпись вслед за ним, и мы вчетвером покинули помещение. Теперь я сидел в машине рядом с отцом, а Бугго и нянька устроились сзади. Отец стремительно гнал прочь от следственной тюрьмы, а я тем временем вынул из кармана планшетку, чтобы выключить ее, – иначе можно случайно испортить последние данные. В окошечке тускло светилось: «Мамаша послала за араком». Никаких других сведений там не содержалось. – Втемяшилась ему эта мамаша с араком! – сказал я. Бугго хихикнула с заднего сиденья. – Хороший парень, кстати. Даже не заметил, что я передергиваю в кругляши. Я его завтра сама выкуплю. – Нет, – не оборачиваясь, сказал отец. Бугго фальшиво просвистела какой-то куплетик. – Ты больше шагу из дома не ступишь без надлежащей охраны, – продолжал папа. – Шестьсот экю жалко? – осведомилась Бугго. – Нет, – сказал отец. – Может быть, тебе этих гадов жалко, которых я порезала? – Бугго подалась вперед, напряглась, нацелила плечо папе в спину. – Знаешь, что они сделали? – Бугго, – сказал отец, – все будет по-моему. Закончим на этом, хорошо? Бугго сжала губы и замолчала. * * * Проснувшись, я прислушался к своей комнате и понял, что оттуда исчез звук, без которого я не представлял моей жизни: нянькино сонное сопение. Было еще очень рано – судя по бледности неуверенного света в окне. Рассвет только-только надрезал горизонт за нашим садом, и солнце колебалось под лезвием, словно опасаясь поранить круглые края. |