Онлайн книга «Шутки Господа»
|
– Пантеистом? – Нет. Мне говорили, эмпириком. Стремный тип. Клал на Гегеля, вообще забил на диалектику. – Понятно. – Вот именно. Сначала он лабал джаз с двумя корешами, колотил по барабанам. А потом подсел на логический позитивизм. Дальше показалось мало – попробовал прагматизм. Последний раз я слышал о нем от его корешей: он их кинул на кучу бабок, чтобы дослушать курс по Шопенгауэру в Колумбии. Они теперь точат зуб, надеются по крайней мере добраться до его конспектов, худо-бедно отбить хоть что-нибудь на продаже. – Спасибо, Фил. – Не за что, Кайзер. Не за что. Ничего там нет. Одна пустота. Неужели ты думаешь, если бы я хоть столечко сомневался в полной бессмысленности бытия – я рисовал бы фальшивые чеки и дрючил сограждан, как я их дрючу? Вселенная сугубо феноменальна. Нет ничего абсолютного. И смысла никакого нет. – Кто победил в пятом забеге на Акведуке? – Санта-Бэби. Я зашел к «О'Рурку», взял пива и попытался свести все воедино. Но ничего не получалось. Сократ покончил с собой – по крайней мере, так говорили. Христа убили. Ницше сошел с ума. Черт возьми! – если Он существует, то явно не хочет, чтобы об этом узнали. Но зачем Клер Розенцвейг врала про Вассар? И что, если Декарт прав насчет дуализма Вселенной? А может, в точку попал как раз Кант, когда постулировал существование Бога через моральный императив? Вечером я ужинал с Клер. Не прошло и десяти минут после десерта, как мы были в койке, и скажу тебе, приятель: пусть твоя западная мысль додумает остальное. Она показала мне такую акробатику, какую ты видал только на олимпиаде. Потом мы лежали височек к височку, ее светлые волосы разметались, наши тела так и не расплелись. Я курил и глядел в потолок. – Слушай, Клер: а что, если Кьеркегор прав? – То есть? – Что, если знать невозможно? Можно только верить. – Полный абсурд. – Не надо быть такой рационалисткой. – Да нет, я вовсе не рационалистка. – Она закурила. – Просто я не хочу онтологии. Не сейчас. Если ты будешь настаивать, я… я просто не смогу. Клер разволновалась. Я приподнялся и поцеловал ее. Зазвонил телефон, она сняла трубку. – Тебя. Это был сержант Рид из отдела по расследованию убийств, я узнал по голосу. – Ну что, нашел Бога? – Пока нет. – Всемогущий Творец? Он же демиург, он же абсолют, он же начало всех начал и творец мироздания? Так? – Все правильно. – Только что в морг доставили одного жмурика. По приметам все совпадает. Тебе бы подъехать по-быстрому. …Да, это был Он, никаких сомнений. И, судя по Его виду, работал профессионал. – Когда привезли, он уже был готов. – Где нашли? – На складе по Деланси-стрит. – Ну и какие идеи? Улики есть? – Почерк экзистенциалиста. Сто процентов. – Думаешь? – По всему видно, плана у него не было. Чистая импровизация. – Убийство в состоянии аффекта? – Вот именно. Так что подозрения падают на тебя, Кайзер. – На меня? – Ну кто же в управлении не знает, как ты относишься к Ясперсу? – Из этого следует, что я убийца? – Пока нет. Пока что подозреваемый. Выйдя на улицу, я глотнул кислорода и попытался прочистить мозги. Потом схватил тачку, вылез в Ньюарке и прошел пешком квартал до итальянского ресторана Джордино. Там за укромным столиком сидел Его Святейшество. Папа папой, что и говорить. Двое жлобов рядом с ним были мне знакомы по дюжине фотороботов. – Садись, – сказал Папа, не отрываясь от феттучине, и сунул мне перстенек под нос. Я улыбнулся во весь оскал, но руки лизать не стал. Его это явно обломало, и я приободрился. Один-ноль. – Съешь макарон? – Нет, спасибо, Святейшество. А ты ешь. – Вообще ничего не хочешь? А салатик? – Я только что из-за стола. – Смотри, воля твоя. У них тут готовят мировой соусок с рокфором. Не то что в Ватикане – там вообще прилично поесть негде. – Слушай, Понтиф, я сразу к делу. Мне нужен Бог. – Ты не ошибся дверью. – Стало быть, Он существует? Почему-то вопрос показался им очень смешным, все трое загоготали. Ублюдок рядом со мной сказал: «Неплохо! Малышу Пиноккио не терпится узнать, есть ли на свете Бог». Я повернулся вместе со стулом, чтобы занять позицию повыгодней, и опустил ножку ему на мизинец. «Прошу прощения». Ублюдок налился кровью от ярости. – Конечно, Он существует, Любошиц. Но связаться с Ним можно только через меня. Я единственный, с кем Он имеет дело. – За что такая честь, отец? – За то, что у меня есть красная сутана. – Вот эта ночнушка? – Не гони. Каждое утро я встаю, надеваю эту красную сутану и – бон джорно, следите за рукой! – превращаюсь в большую шишку. Все дело в том, как ты одет. Ну, сам подумай: если бы я ходил в трениках и спортивной куртке – оглянулся бы на меня хоть один католик? – Значит, всё фуфло? Никакого Бога нет? – Не знаю. Какая разница? Платят прилично. – А тебе не приходило в голову, что однажды химчистка задержит твой красный халат и ты станешь таким, как все? – А я сдаю в срочную, на сутки. Считаю, за спокойствие можно отдать пару лишних центов. – Имя Клер Розенцвейг тебе что-нибудь говорит? – Еще бы. Клер Розенцвейг с факультета естественных наук в Брин-Море. [23] – Естественных наук, говоришь? Ну, спасибо. – Да за что? – За помощь, Папа. Я схватил тачку, рванул через мост Вашингтона, по пути заскочил к себе в контору, кое-что проверил и погнал дальше. Я ехал домой к Клер Розенцвейг и снова и снова раскладывал в голове пасьянс. И на этот раз он сошелся. Клер встретила меня в прозрачном пеньюаре. Я сразу заметил, что она чем-то встревожена. – Бог мертв. Тут была полиция. Ищут тебя. Говорят, это сделал экзистенциалист. – Нет, детка. Это сделала ты. – Что? Сейчас не время шутить, Кайзер. – Это ты убила Его. – Не понимаю. – Ты, малыш. Не Хизер Баткис, не Клер Розенцвейг, а доктор Элен Шепард. – Откуда ты знаешь мое имя? – Профессор физики в Брин-Морском женском колледже. Самый молодой декан за всю историю университета. Однажды прекрасным зимним днем ты повстречала музыканта. Он играл в джазе на барабанах. Он был женат, но это тебя не остановило. Пара безумных ночек – и вот уже молодой деканше кажется, что она встретила свою любовь. Да только есть одна загвоздка. Бог. Он стоит между вами. Выясняется, что барабанщик верит в Бога. Или, по крайней мере, хотел бы верить. Но ты со своей хорошенькой ученой головкой не можешь допустить неопределенности. |