Онлайн книга «Охваченные членством»
Наконец нам учительница объявила: — После каникул приходите к половине девятого утра! Мы, конечно, «ура» закричали! Во вторую смену одни малявки учатся, раз мы в первую — значит, уже большие! И вот надо же такому случиться: в последний день каникул я забыл маму предупредить, что мне в первую смену идти. Да еще перед этим я был в цирке, на елке, и мне там так понравилось, что я полночи уснуть не мог. Все мечтал, как я стану клоуном. А потом как будто меня выключили! Так что, если бы Серега за мной не зашел, я бы, может, до вечера не проснулся. Пока оделся, пока сумку с книжками схватил — времени совсем не осталось. — Эх! — говорит Серега. — Была не была! Давай напрямки! — Опасно, — говорю. И правда, страшновато. Оно и днем-то по путям бегать — не в кино сидеть, а утром-то еще и темнотища, как в чернильнице. — Ничего! — говорит Серега. — В темноте-то еще и лучше, стрелочницы не увидят. — А если маневровый? — Что мы, дураки — под поезд соваться? — А если поперек состав стоит? — Под вагоны не полезем. Решено. И мы побежали. Бежать было трудно: во-первых, темно, а во-вторых, дорожка накатанная, скользкая — куда ногу ставить, непонятно. Далеко-далеко помаргивал красными и синими огоньками вокзал, светил желтыми квадратами окон. И от этого рядом с нами было еще темнее и страшнее. Наверно, потому мы через пути скакали, будто антилопы африканские. Как валенки не потеряли — удивительно. Только когда в овраг съехали, бухнулись в сугроб, смогли дух перевести. Снег мягкий, пушистый... Над оврагом луна, которую на улице из-за фонарей совсем не видно. Тихо. И только в ушах бух-бух-бух! Потому что неслись как ненормальные. — Ну теперь ерунда осталась! — говорит Серега. — По оврагу до вокзала, через забор — и мы в школе! И мы опять припустили бегом, и вместе с нами над оврагом понеслась бледнеющая луна, потому что с другой стороны небо уже начало зеленеть, наливаться светом. Вдруг Серега — он первым бежал — как грохнется! И я через него вверх тормашками. Смотрим, мешок какой-то! — Во! Понакидали тут на дороге барахла всякого! -— говорит Серега да как мешок этот ногой наподдаст! И сразу: — Ой-вой-вой!.. Да что тут, кирпичи, что ли! — Серега, — говорю, — будь там хоть золото, хоть что... Мы в школу опаздываем! Давай, побежим! — Стой, погоди! — говорит Серега. — А может, и правда золото? Слушай! Точняк! Этот мешок ворюги из поезда выкинул и... У меня от этих слов почему-то мурашки по спине побежали. — Этот мешок твой? — говорю. — Оставь его в покое! Но Серега уже завелся. — Слушай, — говорит, — давай посмотрим, а? А если что — в милицию заявим! — Да? — говорю. — А в милиции спросят: «Как это вы, голуби, на железнодорожные пути попали? С какой такой целью?» Еще и штраф за хождение в неположенном месте влепят! — А если он ворованный? — Тем более не лапай! На нем отпечатки пальцев! И не топчись тут! Следы затопчешь! — А если ворюги раньше милиции придут! Уволокут мешок, а потом их ищи-свищи! От этих слов мне еще страшнее сделалось! Может, ворюги — поблизости! Сейчас сунут финку в бок — и привет! Наверно, и Серега об этом подумал, потому что замолчал. Только сопит в темноте. А темно-то стало, будто мы в глубокий колодец упали. И луна эта тоже! Ушла за облака, и как будто ее выключили. — Все! — шепчет Серега. — Нас же весной в пионеры будут принимать, а мы сдрейфили! Разве пионеры дрейфят? -— Развязывай! — говорю. — Была не была! — Ого! — говорит в темноте Серега. — Тут еще и чемодан валяется. В этот момент над нами по насыпи прошел паровоз с зажженными фарами. Он шел очень быстро, но все же мы успели разглядеть и вещмешок с лямками, и чемодан, а дальше в черной тени мелькнуло что-то странное — вроде бы сапоги... — Ы-ы-ы-ы-ы! — вдруг завопил Серега, сбивая меня с ног. И мы от страха даже немножко пробежали на карачках, но быстро выдохлись. — Бежим! Бежим! — бормотал Серега. — Там этот... Там — покойник! И мы рванули бегом во всю силу. И отбежали уже далеко, но одновременно спохватились, что сумки-то наши там на дорожке остались. — Во! — остановился Серега. — А сумки как же? — А давай сейчас со всей силы побежим, схватим сумки и на насыпь! А там не страшно! Там фонари! — Как раз через покойника и кувырнемся! — сказал Серега. — Ас чего ты взял, что это покойник? — говорю я, потому что меня прямо от страха трясет. — Может, просто пьяный валяется? — Пьяный еще хуже! — отвечает Серега. — Покойник что тебе сделает?! А пьяный привязаться может. — Не! — говорю. — Раз он валяется, значит, вообще ничего не соображает. Мы так разговариваем, а сами потихонечку назад идем. Куда мы без сумок — там и учебники, и тетради. И тут выплывает эта самая луна! И освещает часть оврага. И мы ясно видим и мешок, и чемодан, и наши сумки, и сапоги. И видно, что они не сами по себе, а на ногах человека, только человек весь в тени. — А может, это и не мертвец? — говорю. — Ха! — говорит дрожащим голосом Серега. — А с чего бы он тут разлегся, как на пляже. Нет, брат, его воры ножом пырнули и столкнули с поезда, а теперь, того и гляди, за вещами придут. — А если он живой? — говорю. — А если они счас придут? Но мне уже не было так страшно, как вначале. Я подумал, что если там в снегу человек, ясно, он двигаться не может! А раз не может двигаться — замерзнет! Вон, какие холода стоят! — Серега! — говорю. — Как хочешь, а надо человека выручать. Это же наверняка наш, советский человек, он же в наших советских сапогах! И мы медленно-медленно, держась друг за друга, подошли поближе и теперь уже смогли разглядеть извалянную в снегу шинель. Я как шинель увидел, у меня страх вообще пропал. Потому что это такая же шинель, как у дяди Толи, как у моей мамы. Суконная, колючая, в общем, наша русская шинель... — Дядя! — позвал я. — Дядя! Вам что, плохо? Человек еле слышно застонал. Голая, без перчатки рука его стала бессильно хватать снег, словно человек хотел зацепиться за него, чтобы приподняться. — Давай! Давай! — засуетился Серега, не раздумывая, бросаясь к этой руке. — Он раненый! Давай переворачивай! Обрывая ногти о сукно, мы навалились изо всех сил и перевернули человека на спину. Это был офицер. На груди у него на пуговице висел фонарик. Серега потряс его — фонарик вспыхнул. У офицера было белое как снег лицо, но снег на лице таял! А в углу рта накапливалась черная пена, из которой медленно потекла струйка крови. |