Книга Орел и Волки, страница 70 – Саймон Скэрроу

— Не стреляйте! — закричал он по-латыни, потом вспомнил пароль. — Спаржа! Вареная спаржа! Не стрелять!

Возле уха просвистела еще одна стрела, на сей раз пущенная сзади, и Катон, вздрогнув, постарался выжать из мышц усталых ног все, что возможно.

— Откройте ворота! — выкрикнул он, подбегая к опоясывавшему город рву.

— Да это вроде бы центурион! — прозвучал голос сверху. — Отворяйте скорей, пока его не убили.

Катон подбежал к воротам и изо всех сил ударил рукоятью меча по крепким доскам.

— Откройте! Откройте! — вопил он.

За воротами послышался низкий скрежещущий звук: запорный брус выволокли из гнезда. Катон оглянулся и с ужасом увидел, как на освещенное сваленными со стен горящими охапками соломы пространство выскочило несколько дуротригов. Один из них, когда до римлянина оставалось всего шагов двадцать, внезапно остановился и метнул копье. Возможно, он поспешил, но бросок был хорош, и, обернись юноша на долю мгновения позже, копье прошило бы его насквозь. Но Катон успел броситься наземь, а наконечник варварского оружия впился в дубовую доску. Древко еще дрожало, а Катон уже вновь вскочил на ноги и забарабанил в ворота.

— Открывайте, хрен вам всем в глотку!

Ворота со скрипом стали уходить внутрь. Катон отчаянно рванулся к расширявшейся щели, но вдруг, движимый каким-то шестым чувством, опять оглянулся через плечо. Прямо позади него, всего локтях в четырех, возник дуротриг, готовый всадить ему копье в спину. С кривящихся в злобной усмешке губ уже срывался торжествующий рык.

Затем неожиданно что-то хлопнуло. Потом последовал глухой удар. Дуротриг замер, и Катон увидел торчащее из его макушки оперенное древко стрелы. Бритт повалился на бок, а молодой центурион метнулся в узкую щель между тяжелыми створками приоткрывшихся ворот и рухнул по ту сторону от них наземь. В тот же миг караульные налегли на дубовые балки, чтобы закрыть доступ в город. Дуротриги было попытались этому воспрепятствовать, однако сил у них не хватило, и спустя пару мгновений запорный брус встал на место, а ворота снова надежно и накрепко затворились.

Катон стоял на четвереньках, свесив голову, и судорожно глотал воздух. Над ним склонилась чья-то тень.

— Ну и видок у тебя, парень, — хмыкнул Макрон. — Хотелось бы знать, где это ты полдня проболтался?

Катону пришлось сделать глубокий вздох, прежде чем он смог отозваться.

— Рад тебя видеть… Где Тинкоммий?

— О нем ни слуху ни духу. Погоди, дай подсоблю.

Макрон подхватил Катона под мышки и помог ему встать.

В пляшущем свете ближнего факела Катон увидел, что ветеран столь же грязен, как и он сам, а на бедре его вдобавок красуется окровавленная повязка.

— Эй, с тобой все в порядке?

Озабоченное выражение лица молодого центуриона тронуло Макрона.

— Ничего страшного. Один хренов пидор, чтобы раздразнить, ранил меня в ногу.

— Сильно?

— Ты бы посмотрел на него, — рассмеялся Макрон. — Что ему теперь светит, без головы-то? Но вообще ты вернулся сюда не в самое подходящее время.

— А еще кто-то вернулся?

— Из легионеров — большинство. Первым притопал Фигул.

— А из когорт?

— С ними хуже, — покачал головой Макрон. — К настоящему моменту едва наберется две сотни. Может, еще кто подтянется, но вряд ли это изменит картину. Они почти все бежали, побросав, на хрен, оружие. Кроме, кстати, твоего знаменосца.

— Мандракса?

— Ну да! Он явился незадолго до тебя при полном вооружении, да и штандарт ваш сберег. Таких, как он, совсем мало. Ну да ладно, я приказал Сильве взять все необходимое из арсенала и вооружить заново всех уцелевших парней. Он здесь, возле своей интендантской повозки. Советую к нему наведаться: мне почему-то кажется, что тебе это не повредит. Я буду наверху, у частокола.

Макрон зашагал к взбегавшему на вал пандусу, а Катон огляделся, оценивая обстановку. Многие дома, расположенные близ вала, горели, и кучки горожан суетились, сбивая или заливая огонь, чтобы не дать ему распространиться по всей столице. Ветеран службы в римских войсках Сильва, ответственный за снаряжение легионеров, а также набранных в помощь Риму бойцов из местных жителей, стоял в окружении спасшихся Волков и Вепрей, занимаясь привычной работой. Заметив Катона, он приветственно помахал ему рукой:

— Рад видеть тебя, командир, а то уже поговаривали, будто ты занял первое место в списке!

— В списке? В каком это?

— В списке центурионов, чья карьера оказалась самой короткой.

— Очень смешно. Мне нужно снарядиться.

— Что именно тебе требуется?

— Да все подряд. Кроме меча.

— А как насчет возвращения «со щитом или на щите»? — пробормотал Сильва.

— Иногда важней для начала просто остаться в живых, чтобы позже попробовать отыграться.

Катон заглянул в повозку и увидел, что она чуть ли не доверху загружена шлемами, мечами, кинжалами, ремнями, копьями и щитами. Короче, всем, что необходимо легионеру.

— Кольчуги есть?

— Прошу прощения. Все розданы. Осталось лишь это.

Сильва показал на новенький пластинчатый панцирь, какие только начали поставлять легионам.

— Хочешь бери, командир, хочешь нет.

— Ладно, годится.

Катон взял панцирь и накинул его поверх грязной туники. Сильва засуетился, помогая затянуть ремешки, в то время как молодой центурион намотал на шею тряпицу взамен ворота брошенного подкольчужника.

— Вот так… — Сильва отступил на шаг. — Ты, командир, раньше носил такой панцирь?

— Нет, никогда.

— Думаю, ты найдешь его очень удобным. Единственный недостаток: копье в нем как следует не метнуть, но зато он легче кольчуги, да и, кстати, дешевле. Я запишу его на твой счет, командир. Вместе с остальным снаряжением.

Катон уставился на интенданта.

— Ты шутишь?

— Никак нет, командир. Во всем должен быть учет и порядок.

— Ну… это правильно.

Катон затянул поясной ремень, вытащил из болтавшихся на нем ножен гладиус и бросил в повозку, вогнав в них свой куда более дорогой, а главное, памятный ему клинок.

— Смотри запиши на меня только ножны.

Прихватив щит и шлем, Катон отошел от повозки, в то время как Сильва торопливо отмечал на восковой табличке все полученные центурионом предметы воинской амуниции.

Взбежав к частоколу, Катон поискал взглядом Макрона. На надвратной караульной площадке толпился народ, готовясь сбросить очередную фашину. В то время как четверо дюжих малых поднимали ее на вилах, пятый подносил факел. Хворост взялся мгновенно, а как только он разгорелся, фашину вытолкнули наружу. Горящая вязанка рухнула вниз и откатилась на какое-то расстояние, осветив отряд вражеских лучников.