Онлайн книга «Игры богов»
|
Щука затянул новую песню, на это раз жалостную. Про то, как стрелы все закончились, мечи изломаны, а биться нужно – позади любимый дом. Младший немного поотстал, приноравливаясь к вихляющему шагу Зануды: – Чо, вот так прямо с двухсот шагов? – А то! Вот мы идем, вот я, а вот тут мой кореш, Кузнец. – Зануда указал рукой на пыль под ногами. – А вот там, где первая телега… Младший оглянулся, прикидывая расстояние, покачал головой. Выходило не двести шагов, но полторы сотни – точно. – Там, где телега, – образина черная, на коне. И не одна, твою мать, а еще сотни три с ней. – С кем? – С образиной. Мы щитами, значит, прикрылись… А солнце палит… – Зануда покосился на небо. – Вот как сейчас. Или даже того жарчее. Шлем раскалился – мама моя родная, а снять, сам понимаешь, боязно. А тут по щитам бзынь-бзынь, бзынь-бзынь. Стрелы. Они так со свистом летят – фьють, фью-ють… Зануда попытался изобразить, как тонко и долго свистели стрелы, но поперхнулся и закашлялся. Младший торопливо сунул ему свою флягу. Зануда отпил глоток, распробовал вино с Розовых островов и жадно захлюпал, дергая кадыком. Однако вовремя сообразил, что так можно захлебнуться или, что еще хуже, перебрать на солнцепеке, от фляги оторвался и с сожалением протянул ее Младшему. – За щитом ничего не видно, только фьють-бзынь да шмяк, когда в кого из наших попадало. А потом вроде как затихло. Мы еще постояли немного, а потом мой кореш и говорит, гляну хоть одним, говорит, глазком. И выглянул из-за щита. Шмяк – и он назад откинулся, как деревянный. Стрела в глазок как раз и влупила. Острием до самого затылка. Кузнец упал, щит уронил, а в эту дыру еще штук десять стрел влетело. И мне две в ногу. Я сколь мог – за нашими поспевал, а потом отрубился и в себя пришел уже в медном ошейнике. – Зануда тяжело вздохнул. – Вот такая война, твою мать! – А чего сюда поперся? – спросил Щука. – Мог же, инвалид, дома сидеть. – А родина? – возмутился Зануда, и всем слушателям стало неловко. Зануде – тоже. Родина там или не родина, а сидеть и ждать, пока Морской бог опомнится и сообразит, что не все участники ночного разговора были наказаны… Премного благодарны. А в толпе, да еще, мать твою, на войне – может, и не найдет. Горластый снова сплюнул. – И чего ты расплевался? – спросил Щука. – Как горбатый, честное слово! Вон песню бы подхватил, бляха-муха. Горластый молча посмотрел на Щуку. И снова сплюнул. – А я боялся, что под Проклятый город заберут… – признался Младший Зануде. – Искал, кого вместо себя нанять… Даже вон в «Клоаку» ходил, думал, что бедняки… – И опять дурак, – радостно заулыбался беззубым ртом Зануда. – Не среди мужиков искать нужно, а среди их баб. Найдешь ту, которой муж надоел, она его и спровадит, если ты ей денег подбросишь и чего другого кинешь, с удовольствием. Вон, у того же Щуки жена красивая, молодая – и стерва, каких поискать. Ты думаешь, чего он такой радостный на войну идет? Младший заинтересованно посмотрел на Щуку. Тот как раз завел новую песню, про меднобронную рать и чернобокие корабли. – А где он живет? – Второй дом на нижней улице. Сразу за рыбными сараями. Не ошибешься. – На хрена жена, да еще одна! – надсаживаясь, пропел как раз Щука. Потом песня стихла. Дорога пошла в гору, пыль закрыла солнце и забивала глотки идущим так, что не то что петь, дышать стало трудно. Кто-то споткнулся, упал, о него споткнулся другой. Вниз покатилась фляга. – Смотри, куда прешь… – Сам глаза разуй… – Руки убери… – Сам сейчас в рыло получишь… – Стой! – донеслось из головы колонны. – Чего стали? – испуганно спросил Младший. – А сколько тут идти? Мы, считай, с полудня вышли. А уже к вечернему жертвоприношению время подкатывает. – Зануда погладил живот. – Жрать пора. И давно. – А чего тут стали? – на этот раз спросил Горластый. – Чего не к пролому подошли? – Головные, наверное, подошли, – сказал неуверенно Щука. С головы колонны потекло какое-то странное бормотание. И какое-то напряжение стало расползаться по ополченцам. – Чего ж они оружия не выдают? – спросил Младший. Ему не ответили. – Оружие где? – повторил вопрос Младший. – Доспехи там, щиты… – Щас в рыло дам, – пообещал Горластый. – Что-то там случилось. Там не то чтобы уже случилось. Там, возле пролома, могло случиться в любой момент. Когда Жеребец подошел к пролому во главе трех сотен запыленных солдат, то замер, бормоча проклятия и молитвы. Сотники и десятники, не дождавшись команды от опешившего начальника, бросились строить своих подчиненных, раздавая тумаки и ругаясь напряженными голосами. Сто шагов пролома. Это ширина. И полторы сотни шагов заваленной обломками пропасти. Удачно так заваленной, плотно. И камни были утрамбованы, словно мостовая. И дальше – степь. И на самом ее краю, напротив пролома, лагерь степняков. – Сотни три, – прикинул на глаз сигнальщик и обернулся к Жеребцу: – Но кони расседланы. Это значило, что можно было рискнуть, дать команду, броском преодолеть расстояние до лагеря степняков… Это ж мечта каждого нормального пехотинца – застать конников врасплох. Сотники подбежали к Жеребцу, придерживая мечи на перевязях. Жеребец молчал, глядя на войлочные палатки. Чего он тянет, мелькнуло у сотников. Эта же мысль билась в головах у конников Степного Орла. Почти с самого утра. Накануне вечером они удачно перехватили набег соседей, положив почти сотню из рода Сусликов, потом на время потеряли след уцелевших, потом нашли его и обнаружили, что уцелевшие ушли к городу. Ушли через дыру, которая, как оказалось, образовалась в горной гряде. И шакал с ними, с уцелевшими Сусликами. Появлялась возможность разобраться с зажравшимися горожанами. И не воспользоваться такой возможностью было глупо. Нужно было идти вперед, занять эту дыру и вызвать соплеменников. Орлы были большим родом, могли выставить полторы тысячи воинов. А полторы тысячи конных Орлов могли смешать с грязью пять тысяч трусливых горожан. Вот сейчас Степной Орел даст команду… И Степной Орел команду дал. Спешиться и расседлать коней. – Орлы! – выкрикнул он. – Я привел вас сюда, я мог повести вас и дальше. Отсюда и до последнего моря. – Веди! – закричали Орлы. – Даешь! – Мог бы. Но я должен подумать. Должен посоветоваться с богами. Горожане хитры. И у них много колдунов. И мы не знаем, как умилостивить их богов. Я буду думать. – Тихо! – закричали сотники и десятники. – Степной Орел думать будет. И Степной Орел принялся думать, сидя на вершине холма. |