
Онлайн книга «Мент: Рождество по-новорусски»
Гринчук чуть качнул головой, и дробь прекратилась. Тишина была просто звенящей. – Я вынужден прямо сейчас задержать и удалить с праздника одного человека. Гости переглянулись. – Я обращаюсь к господину Чайкину, – сказал Гринчук и добавил быстро, даже торопливо, – ни к нему, ни к членам его семьи у меня претензий нет. Но у меня есть серьезные претензии к одному из их охранников. Громову. Дальнейшее происходило в очень быстром темпе. Громов стремительно бросился к выходу. Михаил, который все еще стоял за спиной у Липского-младшего, шагнул в сторону, вроде бы легко зацепил охранника правой рукой, сделал еще шаг, и Громов вылетел на середину зала, оставленного свободным для танцев. На пути летящего Громова, тоже как-то случайно оказался Браток, который принял его двумя руками и, не давая остановиться, направил его к сцене. А там его уже ждал Гринчук. Словно сам собой Громов развернулся и упал на колени, вывернув руки за спиной. Щелкнули наручники. – Еще раз напоминаю, – сказал ровным голосом Гринчук, – мы будем очень жестко пресекать всякую попытку не выполнения приказа работников нашего отдела, или, боже упаси, сопротивления им. Михаил и Браток подошли к Громову. – Я приношу свои глубочайшие извинения семье Чайкиных, – сказал Гринчук, – но я не думаю, что они потерпели в своем ближайшем окружении торговца наркотиками. Гринчук рывком поднял Громова на ноги, расстегнул на нем пиджак. Михаил аккуратно извлек из внутреннего кармана пиджака увесистый пакетик с белым порошком. – Суки! – взревел Громов, дернулся и застонал, снова опускаясь на колени. Михаил передал подполковнику пакет. – Мы можем полагать господина Громова уволенным? – спросил Зеленый. Чайкин встал из-за стола. Его дочь, симпатичная девочка лет четырнадцати, попыталась вскочить, и даже выкрикнула что-то неразборчиво, но мать обхватила ее за плечи и удержала на месте. – Да, конечно, – сказал Чайкин. – Я благодарен вам… э-э… – Юрий Иванович, – подсказал, вставая Владимир Родионыч. – Да, Юрий Иванович, – сказал Чайкин, – большое вам спасибо. Михаил и Браток подняли Чайкина на ноги и вывели его из зала. Полковнику показалось, что тот пытается что-то кричать, но отчего-то не может. В полной тишине Владимир Родионыч подошел к подполковнику Гринчуку. – Вот, пожалуй, и все, – сказал Зеленый и добавил веско. – На сегодня. – Я могу взять отчет? – тихо спросил Владимир Родионыч. – Не весь, – ответил Гринчук. – Мне тут кое с чем еще нужно поработать. Подполковник извлек из папки несколько листов, остальные отдал Владимиру Родионычу. – Отчего-то я так и предполагал, – улыбнулся тот и обернулся к залу. – Я искренне извиняюсь перед Юрием Ивановичем, что не представил его всем вам раньше, но он исправил мою ошибку. Теперь все мы, – Владимир Родионыч обвел взгляд залом и улыбнулся снова, – я так совершенно определенно, почувствуем себя в гораздо большей безопасности, чем раньше. Юрий Иванович будет исполнять в нашем обществе функции, если хотите, участкового инспектора. И я прошу вас всех… Владимир Родионыч произнес это твердо, как приказ. – Прошу вас всех выполнять требования господина подполковника. И помогать ему в его работе. – Да чтобы я… – громогласно начал один из гостей. – Господин Самойлович? – спросил Гринчук. – Да, – опешил Самойлович. – Вы не могли бы, Яков Абрамович, послезавтра связаться со мной по поводу вашей фирмы… Одной из ваших фирм, – очень вежливо улыбнулся Гринчук, и Самойлович осел. – Если в действиях оперативно-контрольного отдела вам что-то покажется неправильным, – произнес Владимир Родионыч, – можете обратиться ко мне, или в Совет. Но перед этим требование выполните. – Попробуй тут не выполнить, – прогудел из-за своего столика известный весельчак Ашот Ованесович Месропян. И все засмеялись. Или почти все. – С наступающим Новым годом, – сказал Юрий Иванович Гринчук. – Извините за беспокойство. На сцену вышел немного успокоившийся конферансье. Погас верхний свет, и снова подал голос оркестр, играя что-то возвышенное и утонченное. – Нет, какой мужчина, – сказала соседка Полковнику. – Ого-го! – согласился Полковник и встал из-за стола. У выхода из зала он нагнал Гринчука и Владимира Родионыча. Владимир Родионыч подозвал официанта с подносом, взял два бокала вина, один протянул подполковнику: – За взаимопонимание. – Извините, – спокойно ответил Гринчук, – до Рождества – не пью. Всего хорошего. – И с кем попало не пью, – грустно сказал Владимир Родионыч, глядя на закрывшуюся дверь. Заметив подошедшего Полковника, он протянул ему бокал: – А вы пьете с кем попало? – И что попало в том числе, – Полковник взял бокал, – за что выпьем? – За оперативно-контрольный отдел, – сказал Владимир Родионыч. Выпили. – И дай бог, – сказал Владимир Родионыч, – чтобы не попасть этому отделу под горячую руку. – И под холодную, не дай бог, – добавил Полковник. – Как вы полагаете, он на меня сильно обиделся? – Я полагаю, что он сейчас полностью удовлетворен. Как автор сценария и режиссер. А вы как чувствуете себя в роли актера, Владимир Родионыч? – А я себя чувствую деревянной марионеткой. В ловких и натруженных руках. – Это пройдет, – сказал Полковник. – Он перестанет нас просчитывать на восемь ходов вперед? – Вы просто привыкнете. И я привыкну, и даже начну находить в этом удовольствие. – Все-таки вы умеете, Полковник, подбирать людей! – У меня вообще бездна талантов, – ответил Полковник. – Эту вашу фразу следует воспринимать как отмену приказа об увольнении Гринчука? На середину зала вышли несколько бальных пар, заиграл вальс. Луч света упал на зеркальный шар под потолком, и по залу побежали мелкие зайчики. Некоторые утверждают, что они похожи на падающий снег. Владимир Родионыч вернулся на свое место. Полковник двинулся к своему столику, когда в голову пришла мысль. Интересно, подумал Полковник, а что сейчас Гринчук делает с этим охранником, с Громовым? А Гринчук, собственно, с охранником не делал ничего. Браток остановил «джип» в метрах двухстах от дома отдыха и вышел из машины. Вместе с ним вышел Михаил, достал из багажника веревку. Подошел к заснеженному дереву. Следом подошел Браток. Взял веревку и, поколдовав над ней, попытался забросить на крепкий сук метрах в четырех над землей. |