Книга Где валяются поцелуи, страница 25 – Ринат Валиуллин

— Может, тогда ребенка? Ты помнишь, какое число сегодня?

— Это так важно?

— Даты не важны, но помнить надо. Прошел целый год с тех пор, как я встретила тебя у лицемерочной.

— Когда ты, не зная, какую выбрать маску, рассыпала их перед моими ногами.

— А ты начал что-то говорить про мои глаза, помогая привести в порядок это лицедейство.

— Да, на столе мне тоже понравилось.

— Не спеши, в лифте, помнишь, как обнимались. Я сказала, что не умею дышать поцелуями, а ты мне ответил: «Вы необыкновенная, вы научитесь».

— Теперь каждое твое появление для меня как оргазм.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Приходи почаще!

— Чаще не могу.

— Почему?

— Захочется остаться, прирасти к этому дивану, включить футбол, попросить тебя принести пива из холодильника, завести детей, потом уже их просить принести пиво.

— Мужчине всегда что-нибудь мешает остаться или уйти. Так и живет между. Будто между — это и есть свобода. А ты не бойся, мужик! Жить с женщиной не так уж и страшно.

— Может, потанцуем? — обвила меня руками Лучана.

— Прямо в постели?

— Да, ты же меня больше никуда не зовешь.

* * *

— Знаешь, что больше всего любят женщины в мужчинах? — открыла бутылку воды Фортуна.

— Нет.

— Действие. Женщины, будучи существами, склонными к уюту и покою, нуждаются в человеке, который будет постоянно к чему-то стремиться, открывая им новые возможности, — сделала она глубокий глоток и предложила Павлу.

— Теперь ты понимаешь, почему они расстались?

— Да. Он зациклился на своем и перестал ее удивлять, — взял Павел бутылку и тоже выпил артезианской воды.

— Он перестал действовать.

* * *

— Привет, отвлекаю? — позвонила мне Лучана. Одна ее рука приложила к уху телефон, вторая рисовала ромашки в блокнотике.

— Да.

— Что делаешь?

— Думаю о тебе.

— Ты серьезно?

— Да.

— Тогда перезвоню позже.

— Еще чего. Говори. Я же скучаю.

— Скучаешь?

— Конечно, до такой степени, что стал одной маленькой кучкой.

— Надеюсь, не дерьма? — нарисовала она человечка, который должен был поливать ее ромашки.

— Не знаю, я не чувствую — у меня насморк.

— Ты простыл?

— Да, есть немного.

— Тогда почему же мы до сих пор не вместе? Я бы тебя лечила.

— Потому что нам надо быть вместе всегда.

— То есть ты сегодня не придешь? — оставила она садовника с лейкой в руке, но без воды.

— Я работаю.

— Значит, ты меня будешь лечить? — пририсовала она ромашкам завядшие листья.

— Я серьезно.

— Скажи мне, ты можешь просто любить, просто быть рядом?

— Нет.

— Почему?

— Потому что любовь сложная штука, любовь к тебе — тем более.

— Здесь ты прав. Тебе никогда не будет со мною просто, — пришла в ее сад девочка, сорвала ромашку и начала гадать на ней.

— Но лучше уж умирать от любви, чем от скуки.

— Моя жизнь проходит, пока ты работаешь.

— Ты хочешь сказать, что не можешь жить без меня, в смысле заниматься чем-то другим?

— Я не могу сделать ее интереснее, ярче, не могу ее сделать такой, без тебя. Ты же мне обещаешь все время, что вот-вот все изменится. Конечно, с обещаниями жить легче — опираешься и ходишь, как с клюкой, но потом понимаешь, что без них уже и не можешь.

— Это похоже на зависимость.

— Да, да, ты прав, я подсела. Я неизлечима. Я зависима. У меня жажда по ночам и сушняк на утро. От нехватки тебя. Отсутствие это выедает меня изнутри. Я чувствую, как становлюсь мелочной, шершавой, придирчивой, завистливой. Я даже не могу радоваться за чье-то счастье, будь то свадьба или рождение ребенка. Оно меня убивает, я места себе не нахожу, мне нечем заняться.

— Да, но как только я появляюсь у тебя, сразу находятся неотложные дела. Мы даже поговорить толком не можем.

— Почему не можем? — оторвала ее девочка цветку все лепестки.

— Потому что воздух в квартире перенасыщен твоей нервозностью.

— Я не подарок, но и ты уже не гость. А это всего лишь моменты передозировки моего счастья. Когда женщина стервит, очень трудно понять, чего же она хочет, не понять даже ей самой. Видимо, она хочет, чтобы ей разъяснили, — к девочке подошел садовник и начал ругать.

— Очень похоже на капризы маленькой девочки, которая скулит и просит куклу.

— Куклы меняются, капризы остаются. Расценивай их как показатели любви к тебе.

— В каждом капризе своя нехватка любви, — девочка показала садовнику средний палец.

— Теперь ты понимаешь, почему иногда одно твое слово способно вызвать оргазм.

— Люблю?

— Скучаю.

* * *

— Нежность — это тебе не ласка какая-нибудь: почесал спинку и свободен на всю ночь. Нежность способна растянуть удовольствие на целую жизнь, однако мало кто решается ею поделиться: мужчины — в силу того, что боятся потерять свое мужское начало, а женщины скупы из боязни, что любимые быстро подсядут на лакомство, — вслух высказалась вдруг Фортуна.

Павел промолчал, продолжая пожирать глазами нежные салатовые дали Италии, которые мелькали в окне.

* * *

Я засел в кафе в ожидании своего друга, Криса, с которым мы условились встретиться здесь, чтобы обсудить мою книгу. Он работал помощником главного редактора в одном из крупных итальянских издательств. Я заказал кофе и открыл ноутбук. В сети меня тут же сцапала Лучана:

— Сегодня все валится из рук, даже себя взять в руки не получается, так и валяюсь в кровати.

— У тебя же выходной, отдыхай, — ответил я ей.

— Я без тебя как пустой желудок, — налила она мне на экран.

— Я без тебя как пробка, как одинокий ублюдок, висящий в этом кафе, в ожидании чуда, — принял я игру, — может, тебе стоит покушать?

— Я без тебя — куча пыли.

— Я без тебя, как без неба облако. Как кофе без пенки, кстати, кофе до сих пор не несут.