Книга Чаша и крест, страница 128 – Нэнси Бильо

Принцесса что-то ответила Матушке Лове по-немецки (как все-таки резко, даже грубо звучит этот язык). Очевидно, она тоже не знала ни английского, ни французского. «Интересно, — подумала я, — как она станет общаться со своим мужем?»

— Ее высочество хотели бы взглянуть на образец вашего рукоделия, — сообщил мне граф. — Шитье — ее любимое занятие.

Я наблюдала, как будущая королева изучает вышивку. Она принялась так и этак вертеть мою работу, и лицо ее осветилось восхищенной улыбкой. А мне вдруг стало тревожно за эту молодую женщину: я вспомнила, что ее совсем скоро отдадут замуж за Генриха VIII. Брат принцессы, герцог Клевский, должно быть, был человеком не только крайне честолюбивым, но и бессердечным.

С помощью добровольных переводчиков принцесса попросила меня рассказать о себе.

— Леди Анна спрашивает, замужем ли вы, — перевел мне Саутгемптон.

Я отрицательно покачала головой.

Потом она поинтересовалась, где я живу с родителями.

— Можете сообщить ее высочеству, что родители мои умерли и я живу одна в собственном доме.

Когда Матушка Лове сообщила ей по-немецки о моем положении, Анна Клевская слегка смутилась и спросила, как это возможно для женщины благородного происхождения, да и вообще для всякой женщины, жить одной.

Я тяжко вздохнула. Бесполезно пытаться что-то скрыть, придется выкладывать все.

— Пожалуйста, объясните ее высочеству, что я была послушницей в католическом монастыре, но теперь монастырей в Англии больше не существует.

Саутгемптон растерянно заморгал.

— Но это же правда, — сказала я.

Он наконец перевел мои слова на французский. Молодой ученый бросил на меня тревожный взгляд и только потом перевел все на немецкий для Матушки Лове. К моему изумлению, лицо Анны Клевской снова озарилось восхищенной улыбкой.

— Матушка ее высочества, — сообщил мне Саутгемптон, — очень любит монахинь и считает обитателей монастырей своими ближайшими друзьями.

Я ошеломленно уставилась на него. Граф наклонился ко мне поближе и пояснил:

— Матушка принцессы все еще исповедует католическую веру, хотя сын ее, герцог Вильгельм, лютеранин.

Последовала длинная фраза по-немецки. Принцесса сказала, что дамы вроде меня — из хороших семей, в совершенстве владеющие искусством рукоделия и другими полезными навыками, необходимыми всякой замужней женщине, — должны как можно раньше вступать в брак. И теперь, когда я больше не монахиня, нужно меня срочно за кого-нибудь выдать. Если я согласна, она, когда станет королевой, поговорит со своим супругом, королем Англии, о том, чтобы подобрать мне достойного мужа.

Доложив мне все это, граф слегка покраснел. Как и все английские официальные лица, он, конечно, знал о существовании «Акта о шести статьях», согласно которому бывшим монахам и монахиням вступать в брак запрещалось, и с тревогой ждал, что я отвечу.

Я решила благоразумно сменить тему:

— Я благодарю ее высочество, она очень добра ко мне. Но сейчас я должна уделять много времени своему предприятию. Я живу в городе Дартфорде и занимаюсь тем, что тку гобелены… Свой первый гобелен я почти закончила. Теперь мне нужно подыскать подходящего покупателя.

Мои слова породили множество вопросов, которые принцесса возбужденно задавала один за другим, а Саутгемптон передавал мне. Тем временем наш корабль, раскачиваясь на волнах, мчался к берегам Англии, и кое-кто из придворных дам уже стал жертвой морской болезни. Но самой принцессе было хоть бы что.

К несчастью, вскоре Анна Клевская снова вернулась к разговору о моем замужестве.

— Ее высочество, — сказал Саутгемптон, — весьма озабочена вашим положением и считает, что вам обязательно надо в ближайшее время вступить в брак и зажить семейной жизнью. Она говорит, что для всякой нормальной женщины дети — величайшая радость. Бог даст, и она родит королю Англии нескольких сыновей и дочерей. Принцесса надеется, что король удовлетворит смиренную просьбу ее семьи назвать их старшего сына Вильгельмом в честь ее возлюбленного брата.

Я стояла на раскачивающейся палубе, смотрела на милое лицо Анны Клевской, слушала ее искренние речи, а сама трепетала от ужаса. Даже имя совпадает: Вильгельм — это ведь немецкий вариант Уильяма.

— Вам нехорошо, госпожа Стаффорд? — спросил граф Саутгемптон.

— Да, боюсь, что так, — пробормотала я.

Принцессе передали мои извинения. Я уже хотела удалиться, как граф напоследок перевел еще одну просьбу:

— Ее высочество просит вас сопровождать ее на пути в Гринвич, где она встречается с королем. Будет ли вам это удобно?

Я вытаращила на него глаза и молчала.

— Госпожа Стаффорд, будет ли вам это удобно? — раздраженно повторил он вопрос.

— Да, конечно. — Я сделала глубокий реверанс и вышла из каюты принцессы.

Что же делать? Мне отвратительна была мысль о том, что после убийства короля Генриха император Карл и его союзники захватят Англию. Но теперь я не сомневалась: если Анна Клевская родит сына, страшное пророчество сбудется.

Через несколько часов, когда солнце уже почти село, наш корабль достиг берегов Англии. Мы высадились на берег в Диле и по распоряжению лорда Уордена, начальника всех портов графства, нас разместили в Дилском замке. Вся свита будущей королевы, не исключая теперь и меня самой, должна была провести там ночь. А завтра мы отправимся в Дувр и дальше в Кентербери. Я слышала, что королеву ожидают в Лондоне третьего или четвертого января.

Я присоединилась к веренице сопровождающих лиц, которые входили в освещенные ярко горящими факелами ворота замка. По обеим сторонам дорожки стояла жиденькая толпа людей, бросивших вызов зимнему холоду и явившихся на нас посмотреть. Встречала нас небольшая группа местных сановников; я предполагала, что сейчас увижу и самого лорда Уордена.

Но, подойдя ближе, я увидела, что гостей поджидает пышно разодетая пара: высокий дородный мужчина средних лет и молодая черноволосая женщина. Кто-то тихо проговорил: «Герцог и герцогиня Саффолк». И я вспомнила, что год назад уже слышала о них в «Алой розе». Катрин Брэндон была дочерью Марии де Салинас, в замужестве графини Уиллоуби. А супруг ее, герцог Саффолк, считался лучшим другом короля Генриха VIII.

Подошла моя очередь, я опустилась перед ними в реверансе и представилась:

— Джоанна Стаффорд.

Юная герцогиня, облаченная в длинный, богато расшитый плащ из бархата, внимательно всматривалась мне в лицо. Сидевшая рядом с ней собака тоже насторожилась, уставившись на меня.

— Не вы ли когда-то служили при дворе Екатерины Арагонской вместе с моей покойной матушкой? — спросила Катрин Брэндон. — Мне бы хотелось поговорить с вами сегодня вечером, немного попозже.

— Я к вашим услугам, — ответила я и отправилась вслед за толпой, уже вступавшей в замок.