Онлайн книга «Свидание с небесным покровителем»
|
– Спасибо еще раз, гражданин Гончаров, – Голушко решил поскорее распрощаться с плотником, – теперь вынужден вас попросить удалиться… Гражданин Гончаров не стал спорить, ретировался. Но взгляд в комнату все же бросил. То есть ничто человеческое, в том числе любопытство, постному плотнику было не чуждо. – Смотри, Леха, – обратился Митрофан к Смирнову. – Точно щеколда задвинута была… – И он ткнул пальцем в дверной замок. – Так что если Милову отравили, то убийца вышел из бунгало не этим путем… – Ясно, что не этим, – согласился тот. – Коли батя твой через балкон сюда попал, то убийца (если таковой был) тем же путем отсюда свалил… – Не думаю, – покачал головой Голушко. – Сигать по балконам опасно… – Да уж, оступишься и шею в момент сломаешь! – Я не о том! Заметить могут. Отец взбирался, не опасаясь того, что его засекут, так как не имел преступных намерений… Но если сюда лез убийца… – Митрофан покрутил головой. – Вот окно, через которое лучше всего в дом попасть. За ним – шиповник. А дальше – склон реки. Точно никто не засечет… Леха кинул взгляд на указанное окно, сравнил положение ручек у задвижек с теми, что на двух других окнах, и вынес вердикт: – Нет, Митя, тут все чисто! – Ладно, об этом позже… – Митрофан приблизился к кровати и поманил Смирнова. – Смотри, как лежит… – Нормально лежит… Естественно… – Не скажи! – Митрофан склонился над мертвой Миловой. – Мне кажется, ее повернули… После того, как она уснула… Чтоб, как ты сказал, все выглядело естественно… – С чего ты взял? – Представь! Женщина решила покончить с собой, выпив снотворное. Она принимает таблетки, ложится, закрывает глаза и ждет смерти. – Ну и?.. – По статистике, практически девяносто процентов самоубийц принимают одну и ту же позу: ложатся на спину… Многие складывают руки на груди, подсознательно воспроизводя привычную картину… – Как в гробу, да? – Голушко кивнул, подтверждая его догадку. – Так, может, она такую и приняла, но во сне повернулась. – Сон под действием снотворного (тем более в такой лошадиной дозе) настолько крепок, что… – Он развел руками и замолчал, ибо Смирнов и так все понял. – Следов насилия вроде нет, – заметил Зарубин, подошедший к кровати с фотоаппаратом. – Позвольте это мне решать, – вклинился Ротшильд. Он просто сатанел, когда кто-то пытался делать выводы, которые, по его мнению, мог сделать только он, патологоанатом. – Вот уже вижу небольшой синяк на предплечье… Понятное дело, дилетант его не заметит, но профессионал… – Он самодовольно посмотрел на Зарубина. – В общем, я бы предположил, что жертву насильственно удерживали в кровати… – Уж если на то пошло, то в нее насильственно впихивали таблетки! – фыркнул Смирнов. – Это твоя версия… – А это тогда откуда взялось? – спросил Зарубин, ткнув пальцем в вырванный из блокнота листок. Он был розового цвета, с сердечками по углам, а по центру красивым ровным почерком были написаны какие-то строки. – Предсмертная записочка, судя по всему… – Стихи, – сообщил Леха, склоняясь над запиской. – Ща зачту… И он, подражая манере Беллы Ахмадулиной, нараспев продекламировал: Я не живу, а существую. Я не парю, а лишь держусь. Хотела я судьбу другую, Где только радость, а не грусть. Нет больше сил, они иссякли. Так больше жить я не могу. Пустив слезы всего две капли… Перекрестившись, ухожу! – Хрень, – оценил Инессины поэтические изыскания Зарубин. – Крик души, – с упреком протянул Ротшильд. – А ты… Что бы понимал?! – Я, между прочим, в поэзии отлично разбираюсь! – Это типа в буриме хорошо играешь? – Не только… В детстве сочинял. Мои стихи даже в «Комсомольской правде» и журнале «Смена» печатали! – С Зарубиным я согласен, – подключился к их диалогу Смирнов. – Стихи дрянь. Но мы сейчас не поэтический конкурс судим, поэтому все это не имеет значения. Главное – эти два четверостишия можно смело расценивать как предсмертную записку… – Тут он увидел на столике большой блокнот, обложку которого украшал окруженный сердцами амур, и, схватив его, воскликнул: – Листок отсюда вырван! Ну-ка, ну-ка, позырим… – Леха быстро пролистал блокнот. – Ага, точно. Покойница тут свои стихи записывала… Красивым, ровным почерком. То есть это чистовик! И, что интересно, страница вырвана из середины! – И что из того? – не понял Зарубин. – Стих написан не вчера. После него была еще куча всяких поэтических зарисовок. И ни в одной нет про смерть… – А про что есть? – Про природу много. Видимо, местные пейзажи ее вдохновляли… – Он отложил блокнот и обратился к Голушко: – Странно это, не находишь? Предсмертную записку заранее писать. Митрофан пожал плечами. В данный момент его интересовала не записка, а обнаруженный рядом с кроватью сотовый телефон, на дисплее которого мигал значок Интернета. – Смотри, какая продвинутая женщина была, – сказал Митрофан, поднимая телефон и показывая его Смирнову. – Услугой «мобильный Интернет» пользовалась. – У меня скоро разовьется комплекс неполноценности, – проворчал Леха. – Такое ощущение, что все, кроме меня, лазают по Сети, а я даже не знаю, как в Интернет выйти. – Я тоже не знаю, – успокоил его Голушко. – Зато все наши покойнички были активными его пользователями. Особенно Синицын. Аж с собой в «Эдельвейс» ноутбук притащил. – В игрушки играть, наверное. – Не только. Иначе зачем было брать с собой модем? – Модем – это такая маленькая штучка, которая в бок ноутбука была вставлена? С логотипом известного оператора мобильной связи? – Совершенно верно. – Кстати, а где сейчас компьютер парня? – Вместе с другими вещами покойного возвращен родителям. – Надо забрать, – решительно сказал Митрофан. – Заберем, – согласился Леха. – Телефон Миловой тоже понадобится. Поглядим, какие сайты наши самоубийцы посещали. Вдруг одни и те же? – Славик один со всем не справится… – Ничего, найдем ему помощников! – Телефон я могу посмотреть, – подал голос Зарубин. – У меня похожий. И я тоже выхожу с него в Интернет… Митрофан протянул аппарат фотографу. Тот тут же принялся жать на клавиши. А Голушко со Смирновым вернулись к прерванному разговору. |