
Онлайн книга «Биг-Бит»
— Приляг, — предположил Джордж. — Дурак, — сказал Маккартни. — Напряг… А! Не надо никаких рифм! Кто теперь пишет в рифму? отмахнулся от своих же мыслей Леннон, продолжая марать бумагу. — И про что все это, Джоннио? — поинтересовался вдруг Пол с тоской. — Про одиночество, Буга, про одиночество… Бульдолягу мне нечем помочь, и он мне ничем не поможет… Только облает сдуру. — Годится, — бросил Маккартни. — Сыграем? Джон положил нарисованный текст на пюпитр. Схватил гитару и начал нервно настраивать ее, крутя и перетягивая колки. Пол на фортепьяно сыграл ему «соль», потом «ми»… И Джордж продублировал звуки на своей гитаре. — Ну, с Богом, — сказал Джон. — Неужели получится? Маккартни тряхнул своими черными, чисто вымытыми волосами, борясь с волнением. В самом деле, неужели получится? Опять? Из ничего? Из дури?.. Он бравурно заиграл интродукцию на фоно, как если б нырял в ледяную воду. Харрисон тут же продублировал ее на соло-гитаре. Включенный неотрегулированный усилитель его инструмента загудел, как реактивный самолет. Но это только подбавило масла в огонь. Леннон фальцетом заорал так, будто перед крещендо не было, да и не могло быть априори никаких дольче и модерато… Бульдоляг, ты мокнешь один под ливнем, а я отмокаю себе под душем! Энергия и хаос, слившись в едином порыве, грозили смести студию к чертовой матери. Наверное, на Эбби-Роуд в этот поздний час лопались покрышки и глохли моторы проезжавших мимо случайных машин. В это время в студию проскользнул длинноволосый носатый человек, похожий на цыгана. Тараща голубые глаза и приоткрыв рот, он с удивлением услышал музыкальный шум, который производили трое его друзей. Легко читаемый ритм этого шума прошил мгновенно его мозг, как электрический разряд. Вошедший бросился к ударной установке и без подготовки, не разбираясь, что к чему, оглушительно вдарил по всем барабанам сразу. Это уже было непереносимо. Леннон, вздрогнув, пустил голосом петуха и перестал играть. За ним остановились двое других. Однако ударник продолжал лупить по барабанам и тарелкам своего «Людвика». Чувствовалось, что музыки он не слышит и слушать не желает. Для него был важен полученный импульс, который зарядил его основательно и мощно. — Ты что шумишь? — строго спросил Маккартни в микрофон. Ударник от повелительного тона мастера очнулся и перестал стучать. Последним жалобно звякнул под его левой ступней хет-чарльстон. — Я? Ничего. А что, не надо было? — Я бы на твоем месте поостерегся, — сообщил Леннон, вынимая изо рта жевательную резинку и прилепляя ее к своим же каракулям. — Ну, я не знаю, — пробормотал ударник, — мне же надо когда-то играть, ведь так? — Вот в этом и весь вопрос, Рич. Надо ли тебе играть? — иезуитским тоном спросил Пол. — Ты ведь еще не знаешь, что играть. Не разобрался. Не врубился. А уже лупишь в там-тамы и пляшешь у костра. А ведь ничего еще не ясно… — Тело священника еще не разделано, — подтвердил Леннон. — И мы еще не знаем. Может, здесь вообще не будет ударных? Может, это будет легкая пьеска, прелюдия в стиле Баха? — продолжал пытать Маккартни. — Ну, я тогда вообще играть отказываюсь, — сообщил Рич, услышав имя Баха. — Проконтролируй! — холодно приказал Пол Харрисону. Джордж подошел к обиженному ударнику, у которого нос от расстройства еще больше распух, нежно взял за руку и прошептал, как девице, на ухо: — А не хочешь ли ты, Рич, перекурить со мной в коридоре? — Хочу, — охотно откликнулся тот. — А эти что? Курить не будут? — Эти уже накурились, — сообщил Харрисон. — Теперь добавят колес — и готово дело! — Что ж. Курить так курить, — покорно согласился ударник. Джордж, обнимая его за талию, вывел в коридор. — Ну как тебе лягушка? — спросил Маккартни, когда они остались одни. Понравилась? — Я не знаю, — неожиданно серьезно сказал Леннон. — Не уверен. — Тогда, может быть, прослушаешь мою? — И Пол, не дожидаясь ответа, сыграл партнеру песню про домохозяйку, с которой до этого знакомил Харрисона. После того, как отзвучал последний аккорд, возникла долгая напряженная пауза. Но Маккартни взял себя в руки и все-таки дождался, чтобы Леннон нарушил ее первым. — Это — явный хит, — неохотно признался Джон. — Только все равно… отдает халтурой! — Почему же? — Ты скрываешься. Таишься. Какая-то домашняя хозяйка! Какое она имеет отношение к твоей душе? А что там у тебя внутри, неясно. А только это, по-моему, цепляет. — А твой бульдоляг имеет отношение к твоей душе? — с обидой спросил Пол. — Нет, — коротко ответил Леннон. — Значит, не будем записывать? — Будем. Потому что нет ничего другого… Пол встал из-за фортепьяно и потянулся, разминая суставы. В лопатках его затрещали свалявшиеся крылья. — А я тебе давно говорил! Давно предупреждал! — Что ты говорил? — окрысился Джон. — А то. Нужны новые формы! Мы давно выросли из трусов милой песенки! Куплет, припев, куплет, проигрыш. Сколько можно? С самоката нужно пересаживаться хотя бы на велосипед! — Для велосипеда нужно иметь хотя бы две ноги, — неопределенно сказал Леннон, устремившись мутным взглядом поверх головы партнера. — Пойми, от нас все ждут очередного прорыва! Давай напишем оперу. — Чего? — промычал Леннон, хлопая ресницами. — Ну, мюзикл, на худой конец! Что ты кипятишься? — потерял терпение Пол. — Я же не заставляю тебя играть Равеля! — Спасибо, брат! Спасибо, что этого еврея ты оставил при себе! — Заткнись! — почти ласково сказал Маккартни. — Это ты заткнись, Пол! Ты заткнись! — заорал Леннон с неожиданной страстью. — Не Равель нужен, не Бах или другой гнойный пидор! Нужно наше время и наши проблемы! Несчастная душа человеческая, которую измудохали эти подонки, — политики и военные! — Хорошо, хорошо, — пошел на попятный Пол, потому что больше всего в жизни опасался скандалов и драк. — Пропусти Равеля через электричество, и я соглашусь! — Не буду я пропускать Равеля через электричество! — нахохлился Джон. — Я лучше городской фольклор пропущу через электричество! — Городской фольклор!.. Ты и такие слова знаешь? Не ожидал! Маккартни взял в руки четырехструнный «Хофнер» и начал настраивать его, чтобы успокоиться и прекратить ненужный разговор, который лично ему грозил только одним — ударом в челюсть. Однако до бокса дело не дошло. Джон вдруг интимно положил свою голову на плечо партнеру и сладко прошептал: |