Книга Биг-Бит, страница 30 – Юрий Арабов

Тогда почти при каждом доме была котельная, и качество пара зависело целиком от дяди Васи, который сидел под землей. Мама часто спускалась к нему в Аид без проводника и кричала: «Васенька, подбавь парку!». Или наоборот: «Васенька, наддай холоду! Ведь зажаришь!». И дядя Вася наддавал, поддавал и регулировал. В праздники ему подносили горькую стопку и хвалили за расторопность. Это и была демократия, общественное самоуправление. С возникновением единой городской теплосети холод и жар превратились в нечто теплое, что хотелось тут же выплюнуть и забыть. Пошли плановые отключения горячей воды в самое неподходящее время. С истопниками исчезли и дворники. Правда, снег на улицах стал чище, и об угольном шлаке под ногами скоро забыли…

В ванную вошла Ксения Васильевна.

— Ты воду не перельешь? — спросила она.

Фет, насколько возможно, глубоко нырнул.

— Я уже выключаю, — пробормотал он в смущении, закрывая причинное место рукой.

— И правильно. А то сосед внизу напишет на нас в домоуправление.

Это была правда. Фет уже дважды заливал этого молчаливого мрачного человека, и в любой момент могла грянуть гроза.

Еще раз бросив нескромный взгляд на мальчика, Ксения Васильевна вышла в коридор. Фет завертел рубчатый кран с надписью «Гор», кипяток перестал хлестать, и можно было перевести дух. Мальчику вдруг представилось, что соседка смотрит на него через запыленное окошко под потолком. Зачем тогда делали эти окошки, неведомо, наверное, для того, чтобы у людей, живших рядом, не было тайн друг от друга. Некоторые замазывали стекла краской, но кто-то обязательно проковыривал ее ногтем. Их же окошко вообще не трогали краской, оно пребывало в пыли и паутине, но сквозь него можно было разглядеть все, что тебя интересовало.

Фет спустил воду и начал вытираться жестким полотенцем, от которого кожа еще больше загорелась.

Он вышел из ванной воскресший, готовый к новым подвигам и борьбе.

Открыл тяжелый ковш спецсвязи и сказал в мусоропровод:

— Андрюха! Андрюха! Как слышишь? Прием!

В трубе грохнуло железо.

— Да слышу тебя, слышу! Не ори! — сказал Андрюха.

Спецсвязь, как всегда, была на высоте.

— У меня к тебе важное дело!

— И у меня к тебе важное дело.

— Какое? — заинтересовался Фет.

— Твой Лешек, он что… псих? — спросил Андрюха.

— Самый натуральный. А что?

— Да так… Поговорил я с ним по мусоропроводу. Пошутить хотел. А он все принял на свой счет.

— Он вообще шуток не понимает, — ответил Фет. — То есть понимает только те, которые сам шутит.

— Как ты с ним живешь?

— Это мама с ним живет. А о чем вы говорили?

— О музыке, о жизни. Обо всем понемножку.

— Ладно, — сказал Фет. — Не это сейчас главное. У меня письмо на английском. Перевести можешь?

В спецсвязи возникла небольшая заминка.

— Откуда оно у тебя? — спросил Андрюха.

— В почтовом ящике нашел. В общем, я сам не знаю, откуда оно!

— Что ж… заходи! — разрешил сосед.

— Хватит трепаться по мусоропроводу! Вы спать мешаете! — заорал откуда-то снизу истерический женский голос.

— А ты не подслушивай! — крикнул Андрюха. — Закрой ковш!

— Я сейчас милицию вызову! — пообещала истеричка. — Вы используете мусоропровод не по назначению!

— Тебя не спросили! Все. Конец связи, — и Андрюха с грохотом прикрыл канал.

— Тетя Ксеша, я к соседям ненадолго! — и Фет выбежал с письмом в коридор.

Андрюха лениво открыл дверь, запахивая на груди махровый халат. Ему было почти семнадцать, и в следующем году он оканчивал школу.

— Вот! — Фет торжественно вручил ему мятый конверт.

Прошел в трехкомнатную отдельную квартиру и ахнул:

— Это что, стерео?

Перед ним стоял полированный чудо-ящик с двумя акустическими колонками.

— Ну да, «Ригонда-стерео», — лениво сказал Андрюха. — Таких в Москве несколько штук.

— Давно купили? — простонал Фет, терзаемый завистью и восторгом.

— Неделю назад. Предки достали по большому блату. Опытная партия…

— Мне бы такую! — и мальчик погладил радиолу по блестящему боку. Послушать ее нельзя?

— Почему нельзя? Можно.

Андрюха загрузил в проигрыватель битловскую пластинку «Револьвер», сделанную в Индии. Из динамиков послышался хрипловатый голос, считающий по-английски: «Раз, два, три».

— Из левой колонки считает! — прокомментировал Фет.

Стерео он слышал впервые, хоть этот винил, выпущенный в Англии два года назад и прибывший в СССР из Дели благодаря русским специалистам, мостившим там дороги, он знал наизусть.

— Ну да, из левой, — согласился Андрюха, рассматривая письмо. — А бланк-то с битловским гербом! Вот так номер!

— А я тебе про что? Жучиное «Яблоко», — сказал Фет. — Переводи поскорее!

— Ты знаешь, я не могу, — пробормотал Андрюха, покраснев.

— Как это? Ты же все песни их горланишь на английском! «Бабилон, бабилон!»

— Горланить одно дело, а переводить другое. То есть я попробую со словарем…

— Пробуй, — разочарованно согласился Фет. — А я пока ландрасики покидаю!

— Оборудование на кухне, — подсказал Андрюха.

Ландрасиками они называли наполненные водой целлофановые пакеты. Они появились в Москве недавно, и молодое поколение нашло им достойное применение, — пакеты с водой сбрасывались на прохожих, желательно, с высокого этажа. Если пакет, перетянутый шпагатом, попадал в голову, то это считалось высшей доблестью и отмечалось особо. Но если летел мимо, то раздавался небольшой артиллерийский взрыв, все радовались, как умели, и с мокрой мостовой взлетала перепуганная стая голубей. В общем, это была игра без проигрыша. Что такое «ландрасы» или «ландрасики», никто не знал, и через много лет Фет услышал где-то, что так называется порода свиней.

Он пошел на кухню и быстро сделал из подручных средств первого ландраса. Выбросил его в окно. Снизу долбануло на славу.

— Не попал, — сказал Андрюха, углубившись в толстый словарь.

— А я и не целил, — заметил Фет.

Он подготовил второй снаряд.

Через секунду после броска они услышали тяжелый звук пролившейся воды.

— Вот теперь — в точку! — похвалил Крылов.

— Ты перевел что-нибудь? — напомнил ему артиллерист.

— Сложный текст, — вздохнул Андрюха. — Понимаю только первые два слова: «Уважаемые господа!». А что потом, неясно.