Книга Casual, страница 24 – Оксана Робски

— Но, знаете, проблем очень много. — Я многозначительно развела руками.

— Например, УБЭП черную кассу конфисковывает, — вторил мне молодой.

— А может, договоримся? — С моего лица не сходила улыбка.

— Как же мы договоримся? — с деланным недоумением вопросил молодой.

Разговор в таком тоне мы вели часа полтора.

— А знаете, вы — очаровательная барышня, — говорили убэповцы, — и совсем не похожи на акулу бизнеса.

— Вы тоже очень приятные молодые люди, — ответила я, — и совсем не похожи на милиционеров.

Наконец часа через два мы стали говорить конкретно.

— У меня в кассе есть три тысячи долларов США, — сказала я.

Они рассмеялись.

— Двадцать. И это меньше, чем вы заплатите, если мы изымем документы и приостановим вашу деятельность. Эдак на месячишко.

— Пять! — предложила я.

— Пять — это только за то, что мы здесь. А за документы на вашем столе, милая красавица?

В итоге мы договорились на десяти.

Я должна была с деньгами сесть к ним в машину, и они меня выпустят через пару километров.

Меня провожали тревожные взгляды моих сотрудников.

В машине мы обменялись телефонами, и меня заверили в том, что ближайший год я могу быть спокойна.

Первый человек, которого я увидела, вернувшись, был наш участковый.

— Я же предлагал вам дружить, — произнес он без всяких предисловий, — а вы что? А так бы предупредил…

Я дошла до кабинета, и несколько моих сотрудников сразу окружили меня. Взглядом я нашла Сергея.

— Встреться завтра с участковым. Дай ему долларов двести в честь Нового года.

От меня ждали объяснений.

— Все нормально! — весело сказала я. — Это плановая проверка. Привыкайте.

Я закрылась в своем кабинете.

Отряхнула со свитера нитки, прилипшие ко мне на полу. Или на самом деле их не было?

Я села за бухгалтерские отчеты. В канцелярскую книгу, лежащую рядом, надо было внести еще один пункт.

Я заехала в «World Class» в Жуковке без предварительного звонка и, естественно, на маникюр не попала. Все мои просьбы подвинуть клиентов и хотя бы накрасить мне ногти оказались несостоятельны.

Я объехала еще пару салонов, и наконец-то повезло: клиентка не пришла, и в образовавшееся окно записали меня.

Я собиралась на день рождения к Лене.

Пожилая маникюрша Оля была известна всей Москве. Такое количество сплетен, какое ей приходилось выслушивать за день, не вместило бы в себя ни одно желтое издание. Оля переработала во всех модных салонах, была на «ты» со всей светской Москвой, а во времена работы в «Wella» ее клиенткой была даже Наина Ельцина, которая, как ни странно, предпочитала потолкаться с девочками в салоне, а не вызывала мастеров к себе. Ей же Оля была обязана своим переездом из комнаты в коммуналке в однокомнатную квартиру на Соколе.

Она лениво спросила меня, как дела, виртуозно полируя мне ногти.

Я могла рассказать ей все что угодно. И больше бы об этом никто не узнал.

Я неопределенно повела плечами.

— Ты где ногти-то делала? — спросила она чуть-чуть ревниво. — Смотри, форму на мизинце испортили!

От подобных замечаний сердце у меня не замирало.

— В Москве где-то… не помню, — небрежно ответила я, чтобы не вдаваться в подробности о том, что маникюр не делала уже недели три. И не испортить себе репутацию.

Оля снисходительно кивнула.

Мне помыли голову, и докрашивать ногти пришлось в парикмахерском кресле под монотонное урчание фена. Причесали неплохо, хотя и не так, как я хотела.

Через час я входила с цветами в ресторан «Бисквит».

У Лены был девичник.

Девичник — это когда собираются одни только девушки, выпивают и едут туда, где предположительно могут быть мужчины.

Я поздравила именинницу, которая уже была навеселе, и села рядом с Вероникой.

Вероника жаловалась на то, что ее шестнадцатилетняя дочь не умеет готовить яйца под майонезом.

— Она недостаточно подержала их под холодной водой, поэтому осталась какая-то пленка; и разрезала не вдоль, а поперек, поэтому под весом майонеза они на тарелке перевернулись. А когда они перевернулись, стали видны желтые пятна, потому что они у нее подгорели. Я сама виновата, — сокрушалась Вероника, — хоть и ругаю ее. Но где же ей готовить? Всегда и так все готово. Может, на курсы какие отправить?

— Курсы итальянской кухни, — подсказала Олеся.

Она была снохой президента одной из наших бывших республик. Когда он вышел на второй срок, Олеся сообщила всем своим знакомым: «Я снова принцесса. Поздравьте меня». Причем Олесиному мужу президент запретил появляться на Родине, чтобы не дискредитировать себя в глазах избирателей. Зато его старший сын, которого Олеся терпеть не могла из-за высокомерия его жены, был отцу правой рукой во всех делах. Как в сказках.

— Ты многого от нее хочешь, — произнесла незнакомая мне темноволосая девушка с золотым сердцем от Bvlgari на кожаном шнурке. — Она у тебя сколько языков учит?

— Три, — не сразу ответила Вероника, словно подсчитывала в уме.

— А еще что? Какую-нибудь музыку? — требовательно спрашивала незнакомка.

— Да, — с гордостью подтвердила моя подруга, нанизывая на вилку рулетик из кальмара, — музыкальную школу закончила, по фортепьяно. И еще школу по истории искусства при Пушкинском музее.

— А сейчас что?

— В МГИМО готовится и одиннадцатый класс заканчивает.

— А в МГИМО какой конкурс?

Ответила Вероникина соседка слева. Я видела ее только однажды, на каком-то Ленином празднике.

— Человек двадцать на место. Не меньше! Два официанта обходили стол, раскладывая по тарелкам аппетитные гребешки.

— Ну так когда ей яйца-то варить? — со смехом спросила Лена.

Олеся проникновенно рассказывала:

— Есть прекрасные курсы — пятидневные. Небольшая группа, человек семь. В понедельник вылетаете в Рим. Хорошая гостиница, и каждый день занятия плюс экскурсии. А повар настоящий, из ресторана с мишленовскими звездами. Я сама хотела поехать. И шопинг заодно.

Она взяла в руки бокал.

— Ну что, за именинницу? Пошли тебе бог богатого мужа!

Мы дружно чокнулись.

— И что? — продолжала о своем Вероника — Она будет готовить отличное карпаччо или там папардели, а яичницу поджарить не сможет?