Онлайн книга «Эликсир вечной молодости»
— Они там поговорили с девушками… Провели, так сказать, беседу. И знаешь что… — Что же? — По всей видимости, Фофанова ехала тогда в колонию. — Да?! — Одна из ее подружек, еще отбывающая срок, призналась, что ждала ее в гости. — Точно? — Больше того, в книге запись… У этой девушки было назначено свидание. И именно — с Фофановой Ниной Викторовной. — А там какое число, Богул? — Двадцатое октября. — Вот как? — Именно! И рано утром двадцатого вы как раз Фофанову на дороге и обнаружили… Мяуканье доносилась из-под лопуха. Светлова была довольно равнодушна к животным, но она была неравнодушна к беспомощности и мучениям. Очевидно, кто-то оставил здесь, у дорожки, ведущей к мотелю, этого крошечного котенка. И пока стояло осеннее тепло и здоровый лопух скрывал его от ворон, страдалец еще держался. Но сейчас шел дождь, пожухлый, проеденный до дыр гусеницами лопух пропускал холодные капли, и под котенком уже собралась порядочная лужа. Еще чуть-чуть — и можно пускаться в плавание. А плавать слепой и серый не умел, и вообще он уже порядком окоченел. — Да, крыша у тебя — того… — посетовала Светлова на дырявый лопух, под которым прятался котенок. И взяла страдальца на ладонь. — С прорехами! И вообще… Какая-то слишком сезонная у тебя крыша… А осенью лопухи вянут, видишь ли, милый друг. Бобочка отреагировал на слово “крыша”. По всей видимости, наряду с немногими другими это слово было в его сознании ключевым. Он оглянулся и больше уже не отворачивался, внимательно наблюдая затем, что Светлова делает с котенком. Уехал он, только когда убедился, что Светлова налила котенку молоко. * * * У котенка было что-то не в порядке с желудком. Светлова вымыла крошечное обгадившееся существо, завернула его в сухое махровое, нагретое феном полотенце — феном самого котенка она сушить побоялась — еще сдует такого эфемерного! — и, прижимая его к себе, чтобы не замерз, пока сохнет, загляделась в окно. Ночь за окном была на удивление звездная. Котенок согрелся у светловского живота и мерно урчал. А Светлова под это урчание, глядя на звезды и кривые черные, с опадающими листьями деревья за окном, почему-то вспомнила Сашу Черного: Никогда у лукоморья Не кружись, толстяк, вкруг дуба, — Эти сказки и баллады До добра не доведут Вдруг очнешься глушь и холод, Цепь на шее все короче, И вокруг кольцом собаки Чуть споткнешься — и капут Это были лучшие стихи про котов, которые она знала… И про людей — тоже. Утром на подоконнике она обнаружила банку “Китекет”. «Вот, оказывается, где наше слабое место! — цинично обрадовалась Светлова, думая про Бобочку. — Вот где она — брешь в жестоком сердце!» Кстати, довольно распространенный вариант: человек, который запросто придушит себе подобного, бывает крайне сентиментален, когда речь заходит о животных. «Мозг у Бобочки меньше наперстка, — почти ласково думала про себя Светлова, — а сил для напряженной уголовной жизни требуется очень много…» Такие, как Бобочка, вырастают из детей, которых с рождения окружает тотальная жестокость, включая в первую очередь и их собственных, не имеющих человеческого облика родителей. Если эти родители вообще имеются, что часто бывает даже хуже, чем их отсутствие. И, в общем, порой единственные живые существа, проявляющие к ним доброе отношение, — это собаки да кошки. Отсюда и ответное чувство. Светловой вообще казалось, что страстно, маниакально жалеют и любят животных обычно те, кто не любит людей. Очевидно, потому, что не видели от них, в отличие от животных, ничего особенно хорошего. Подобранного серого котенка Анна, не мудрствуя, так и назвала Серым. * * * Через некоторое время у Серого нехорошо вздулся живот. И, как всегда навестивший “Ночку”, Бобочка пришел в невероятное волнение. По правде сказать, котенок был совсем плох. Ветеринар в городе, к которому Аня и Бобочка отвезли Серого, быстро поставил диагноз. И пустые глаза Бобочки вдруг затуманило чуть не самой настоящей слезой. Бобочка достал даже нужное лекарство. Но было уже поздно. Поездка к ветеринару, а затем и похороны в какой-то мере сплотили Светлову и Бобочку. Розово-жемчужный закат над полем, на краю которого они хоронили Серого, коньяк из фляжки, красота мира, раздумья о жизни и смерти… Все это должно было, по Аниному разумению, некоторым образом размягчить железного бандита Бобочку. И на могилке Серого, понимая, что цинично пользуется моментом, Светлова все-таки решилась задать Бобочке некоторые вопросы. Ибо, вполне искренне жалея беднягу Серого, Анна, прогнозируя свое близкое будущее, не могла не пожалеть и себя. — А что, Боб, Фофановы дружно жили? Душа в душу? — А тебе-то что? — Ну, понимаешь… — Аня не стала крутить, рассчитывая — возможно, совершенно опрометчиво! — на то, что смерть Серого, пусть ненадолго, но сделала их с Бобочкой по-человечески ближе. — Для меня важно знать некоторые детали. Ну, если я хочу понять, что случилось с Ниной… — А-а.., это тебя волнует… Бобочка равнодушно отхлебнул из фляжки коньяку. Было видно, что и Нина, и сама Светлова не сильно его волнуют, по сравнению с не пережившим дисбактериоза страдальцем Серым. — Сначала они с Фофаном жили дружно, последнее время — нет, — тем не менее ответил он словно нехотя. — А в чем было дело? — Ну, как сказать… Бобочка в упор глядел на крошечный бугорок, венчавший могилку Серого на краю огромного поля, и молчал. — Фофанов Нине изменял? — решила помочь Аня, избрав для примера наиболее распространенный повод для супружеских скандалов. — Не он. — Не он? — Говорю, не он. Она. Гуляла. — Неужто нашла лучше? — Не она нашла… Ее нашли. Бобочка глянул куда-то вверх. — Понятно… Единственный вариант, при котором такой субъект, как Фофанов, стал бы, хоть и недолго, но терпеть супружескую измену — это если супруга изменяла ему с тем, кто выше, могущественнее и сильнее его. С тем, кто был над ним. |