
Онлайн книга «Эликсир вечной молодости»
![]() — А что он пилит-то, если не секрет? — Я не думаю, что это будет принципиальное уточнение. Знаете, это тип людей, которые все время что-то чинят, пилят и мастерят, и им не так уж и важно, что это. Для них это занятие — вроде наркотика. Они как что-нибудь увидят — сразу начинают это чинить. А потом сразу — пить. Чтобы не случилось ненужной паузы — отрезка времени, за который успеваешь оглянуться на свою жизнь. Чтобы не успеть задать себе некоторые неприятные вопросы. — Например? — Ну, типа “и зачем это все?”. — И типа “в чем смысл жизни”? — Ну, вроде того… Богул вынул деревянную щеколду и распахнул ворота “Огонька”. — Э, да тут целый музей деревянного зодчества! Чего только нет! — воскликнула Светлова. — Ну вот, теперь вы видите, чего наш Кудинов все время пилит, — заметил Богул. — Я же говорил: золотые руки! В самом деле, территория кафе-харчевни “Огонек” была, по сути, миниатюрным заповедником деревянного зодчества. И, очевидно, в авторском исполнении “зодчего Кудинова”. За оградой из вбитых в землю кольев, которую без проблем преодолели Светлова и лейтенант Богул, располагались всевозможные миниатюрные теремки и беседочки, пеньки и скамеечки… Самое большое здание тоже было срубом из толстых бревен. Аня заглянула в один из теремков, и над головой у нее тут же зазвенело. Она подняла голову, разглядывая колокольчики над входом. — Какая-то дикая смесь из тибетских колокольчиков и русских сказок, — заметила Светлова, закончив осмотр. — По-видимому, такая же, как у Кудинова в голове. Новый загородный архитектурный стиль. — Да такой красоты придорожной сейчас везде хватает, — поддержал “архитектурную” тему Богул. — Пеньки в виде скамеечек и скамеечки в виде пеньков. Зато, я думаю, на такую клюкву проголодавшиеся проезжие с большой дороги должны хорошо клевать. Если здесь еще и хорошо кормят, а хозяин встречает гостей босиком и в косоворотке, то коммерческий успех обеспечен. Лейтенант Богул достал сигареты и присел на резную скамью. И еле удержал равновесие, чтобы не свалиться на пол: — Ах ты… — Что там такое? — Да тут у него все с хитростью… Вроде как садишься и падаешь, но на самом деле, не падаешь! Шутка, наверное, такая. — Ну такие шутки-приколы для загородного отдыха всегда были в традиции. Как, например, в Петергофе: наступаешь на что-то, а тебе фонтанчик — в физиономию. Или, знаете, как в ресторане “Мефисто”: там в туалете — хихикают… — Кто? — Ну, предполагается, что привидения. Тоже шутка такая. — Может быть, это и шутки всякие… Может быть… Например, как в русских народных сказках? Там молодца напоили, спать на лежанку положили, а лежанка — кувырк! И летит молодец неизвестно куда. — Все-таки он, по-видимому, действительно умелец? — Да уж.., леший его забери! — Не одобряете? — Не люблю я, Анюта, этих умельцев. — Отчего, Богул? А вот женщины обычно таких мужчин — “золотые руки” хвалят: хозяйственный и все такое… — Ну, я ведь не женщина, а мент. Какие-то, понимаете ли, они, эти “золотые руки”, обычно непрозрачные. Все время что-то там строгают, мастерят и мурлычут себе под нос. Чего они там себе мурлычут, спрашивается? Что там у него в башке.., какие тараканы? Вот у нас одно дело недавно закрыли… Один такой умелец все мебель мастерил, мастерил, все под нос песенки себе мурлыкал… Тихий такой, безобидный. Ну, те самые “золотые руки”, в общем. А потом старушке своей голову взял да отчекрыжил — ив кастрюлю положил. И сел телевизор смотреть. Ну, не пенсионер, а просто Саломея какая-то ветхозаветная!.. Вот поэтому я их, Анюта, не одобряю. Непроницаемые они, непредсказуемые. Очень уж в себе! Слишком много времени наедине с острыми колющими и режущими инструментами проводят. — Пожалуй… Хотя обобщения подобного рода редко бывают верны. — А вам что же, Аня, нравятся, которые сами мебель мастерят? — Да нет, Богул. Если честно, у меня на редкость пошлый вкус: мне больше нравятся мужчины, которые покупают мебель в магазине “Икеа” и расплачиваются при этом кредитной картой. — Да, — согласился лейтенант, — эти все-таки более предсказуемые. Хотя… — Что такое? Лейтенант усмехнулся: — Обобщения редко бывают верны! * * * Ни одного человека на территории “заповедника деревянного зодчества” Светлова и лейтенант Богул не встретили. Тишина здесь действительно стояла, как в заповеднике. Возможно, это было связано с утренним временем — слишком рано. Такие кафе-харчевни оживают обычно к середине дня, а по-настоящему — к вечеру. Когда съезжается расслабляться народ и начинается гульба. Дверь в харчевню была закрыта, но Богул достал какие-то подозрительные ключики и с легкостью отомкнул закрытую дверь. — Отмычки это у вас, что ли? — поинтересовалась Светлова. — Фу! — Богул отмахнулся. — Откуда вы слова-то такие знаете? Отмычки! Просто так — для пользы следствия. * * * Осмотр “Огонька”, в общем, не дал ничего особенного. Кроме, может быть, некоторой информации о странной изобретательности владельца этого заведения, дающей почву для догадок. Атак.., сплошное разочарование. Богул аккуратно замкнул дверь “Огонька”. — Дайте хоть поглядеть, чем это вы пользуетесь “для пользы следствия”. — Аня протянула руку за “ключиками”. — Ну поглядите, поглядите! Богул разочарованно вздохнул, окидывая прощальным взором “Огонек”. — Ни-че-го, — раздельно, по слогам произнес лейтенант, покидая вместе со Светловой сие занятное заведение. * * * Хозяин кафе-харчевни Алексей Борисович Кудинов, когда его навестили вернувшиеся из “Огонька” Светлова и лейтенант, был, как обычно, в подпитии. — Я не могу допрашивать его в таком состоянии. Это запрещено правилами, — вдруг неожиданно щепетильно заявил Богул, взглянув на не вяжущего лыка Алексея Борисовича. — А я могу! — сказала Светлова. — У меня уже нет правил. При наличии стольких трупов все правила куда-то испарились! Осталась только целесообразность. Но непреклонный Богул, как всегда, страшно занятый своей милицейской текучкой, все-таки уехал. А Светлова осталась в квартире Кудинова. Анна и Богул, по-видимому, как-то незаметно поменялись амплуа. Богул под влиянием постоянного зудения Светловой о “неевропейской дремучести, тотальном неуважении к человеку и совковом беззаконии” стал говорить о каких-то правилах. А Светлова, доведенная до точки всем, что случилось с ней за последнее время, уже стала забывать такие слова, как “уважение к правам” и “правила”, и готова была ради целесообразности на что угодно. |