Книга Возмездие, страница 129 – Василий Ардаматский

И вдруг Савинков подумал: «А почему она должна смотреть на меня иначе? Кто я для нее? Один из агентов мужа, которые шляются сюда на деловые свидания, причиняя ей беспокойство и нарушая царящий в квартире вековой порядок. Конечно! И я для нее — один из таких агентов!»

Всю свою жизнь Савинков пуще смерти боялся унижения. Он сказал однажды: «Я не боюсь зверских пыток от рук врага, я боюсь унижения». Он болезненно чувствителен к этому, и одного взгляда мадам Гакье вполне достаточно, чтобы в нем сжалась опасная пружина, не раз заставлявшая его поступать опрометчиво и неумно. И у него не было времени взять себя в руки — в кабинет входил Гакье.

— Вы пожаловали раньше? Вероятно, спешили, как в юности на заветное свидание? — смеялся Гакье, но, заметив ледяной взгляд своего гостя, замолчал удивленно.

— Уж не думаете ли вы, что я по-юношески влюблен в наши с вами отношения? — четко разделяя слова, спросил Савинков.

Вопрос звучит многозначительно и серьезно при всей своей бессмысленности, и Гакье немного растерян, но все еще не понимает настроения гостя и продолжает шутить:

— У нас с вами типичный брак по расчету.

— У вас со мной — бесспорно, — холодно, напирая на каждое слово, уточняет Савинков, и тут уж Гакье не может себе отказать в достойном французском ответе:

— А вы, значит, наивная девица, вовлеченная темными силами в авантюру брака? — Гакье видит, как сатанеет его гость, и сам тоже начинает злиться — ему всегда не по душе эта манера разговора Савинкова и эти его театральные вспышки. Гакье серьезно и холодно говорит: — Я не понимаю, чем я вызвал ваш гнев. Во всяком случае, вы просили об этой встрече. Не так ли?

Савинков молчит — он борется со своей опасной пружиной и огромным усилием води ослабляет ее напор. В самом деле, с чего он накинулся на Гакье? Не объяснять же ему, что всему виной взгляд его супруги?..

— Я просил о встрече без какой-нибудь определенной цели, — устало сказал он. — Иногда бывает так… просто хочется поговорить с живым человеком, вместе с которым идешь в трудном походе…

— Удивительно то, что я и сам собирался сегодня звонить вам, — как будто ничего не было, весело ответил Гакье.

— Собственно, мне нужен ваш совет. Но сначала о вашем деле ко мне… Вы-то хотели звонить мне не без цели?

— Предупреждаю: у меня дело не очень приятное, — ответил Гакье, улыбаясь, и эта его улыбка несколько успокаивает Савинкова.

— Я создан для неприятностей, — наконец улыбается и Савинков. Он уже овладел собой.

— Ну что ж, извольте… — Гакье рассматривает свои длинные отполированные ногти, смотрит в окно и говорит: — Начну с того, что я получил замечание за то, что назначил вам встречу здесь, у себя. Я однажды говорил вам о помешательстве моего начальства на экономии. Теперь еще помешательство на конспирации. Я им говорю, что не могу встречаться с господином Савинковым в грязных, вонючих отелях, а они мне: «Где угодно, но не у вас дома, потому что у левых своя полиция и они выследят все ваши встречи».

— Нервное восприятие урока Англии, — понимающе кивает головой Савинков.

— Мы имеем абсолютно точные данные, что наши левые готовят нам обструкцию в парламенте. Именно нам, — многозначительно говорит Гакье.

— За меня?

— Подробности мы узнаем, когда они закричат, — улыбается Гакье. — Но, пожалуй, вполне разумно уже сейчас принять некоторые меры для усиления конспирации. В одной скандальной статейке в Англии были весьма прозрачные намеки на то, что вас в свое время обласкал сам Ллойд-Джордж. Так мой начальник… Только, ради бога, не обижайтесь, мы, французы, не приспособлены для разговора с русскими, — смеется Гакье, — так он сказал: «Мы должны из связей господина Савинкова с англичанами извлечь хотя бы эту пользу — не посылать на встречи с ним французского премьера».

Савинков тоже смеется — он понимает, что сейчас лезть в ссору неразумно.

— Я всегда был сторонником высоких требований в конспирации, — говорит он спокойно.

— И конечно, нам нужно быть осторожнее, — продолжает Гакье. — Тем более что сейчас нет особой надобности в наших встречах, а материал от нашей военной миссии в Варшаве мы получаем исправно. Кстати… Мы теперь получаем из Варшавы очень ценный материал о России. Настолько ценный, что наши анализаторы специально занимались перепроверкой некоторых документов. Их резюме положительное. Ваша организация делает в России явные успехи.

— Я же говорил вам, что мы установили там контакт с одной очень перспективной организацией…

— Уже установили? А по нашим сведениям из Варшавы, контакт этот будто бы заторможен.

— Ваши представители в Варшаве плохо осведомлены. И вообще, если уж вы хотите что-нибудь знать о предпринимаемых мною шагах, не лучше ли спросить об этом у меня?

— Вы сами внушили нам, что окружающим вас людям следует верить, как вам, — говорит Гакье, — и, если уж зашла об этом речь, непонятно, почему вы так опасно затягиваете решение вопроса об этом контакте. Если вас пугают трудности, связанные с поездкой туда, мы вам охотно поможем. Туда можно поехать открыто, в качестве нашего дипломатического сотрудника или коммерсанта.

— Приклеив бороду и усы? — спрашивает Савинков. — Меня знает там каждая собака!

— Не преувеличивайте, мосье Савинков.

— Значит, по-вашему, я просто мелкий трус?

— Вы обладаете удивительной способностью затевать полемику с самим собой, — устало замечает Гакье.

— Тогда что же, по-вашему, заставляет меня, как вы говорите, тормозить контакты в России?

— Я вам ясно сказал: мы не понимаем этого. Вы почему-то сами заговорили о трусости, а у нас требуете объяснений на этот счет. Странно… — Гакье бросает взгляд на башенные часы в углу кабинета. — Вернемся к делу… У нас принято решение не пользоваться больше услугами банков для перевода вам денег. Раз в два месяца вам будут вручать эти деньги лично. Так лучше. Не правда ли?.. — И не дождавшись ответа, спрашивает: — Так о чем вы хотели советоваться со мной?

— Я хочу отказаться от посреднических услуг поляков. Как вы на это посмотрите?

Гакье довольно долго молчит, думает, внимательно посматривает на Савинкова.

— По-моему, этого делать нельзя, — отвечает он.

— Но почему? В конце концов зачем вам этот, как вы сами говорите, ценный для вас материал получать через третьи руки?

— Нет, нет, у нас с Польшей традиционная и прочная дружба. Для нас разведка русских — это необходимое, но лишь одно из направлений нашей деятельности, а для поляков — это вопрос жизни и смерти. И вообще, независимо от вашего желания, Польша по всем вопросам своей безопасности будет консультироваться с нами, и мы, в свою очередь, обязались ей помогать. Как же мы можем лишить поляков возможности знать замыслы такого грозного для них соседа? Наконец, как вы-то сможете, не нарушая суверенитета Польши, перебрасывать через ее границу в Россию своих людей? Нет, нет, мосье Савинков, ваша затея ошибочна.