
Онлайн книга «"Грант" вызывает Москву»
— Вы арестованы как опасный враг Германии. — В таком случае я считаю вас арестованным как опасного врага моей страны, — в тон Релинку проговорил Шрагин и добавил: — И я могу сейчас же конкретизировать свое обвинение, хотите? — Допрашиваю я. — Тогда вы и потрудитесь конкретизировать свое обвинение. Релинк откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди и долго смотрел на Шрагина молча и иронически, а Шрагин точно с таким же выражением смотрел на него. — Значит, вы не знаете, за что арестованы? — не меняя позы, спросил Релинк. — Не имею понятия. — А чем, позвольте узнать, вызвано ваше заявление о том, что не будете давать показаний? Где логика? Ведь арестованный человек, не чувствующий за собой вины, наоборот, не должен бояться говорить о себе. — А я и не боюсь, — подхватил Шрагин. — Я просто оскорблен самой необходимостью доказывать, что я не верблюд, тем более что вам моя работа и мои поступки хорошо известны. — Но речь-то как раз идет о той вашей деятельности, которая до недавнего времени была нам неизвестна. — Была неизвестна? Значит, теперь известна. Ну, а мне это не известно, и совершенно естественно мое желание узнать, о чем идет речь. — Речь идет о вашей враждебной Германии деятельности, — заговорил Релинк. — И даже этой стандартной тактикой саботажа следствия вы доказываете свою принадлежность к названной мною деятельности. Мы это уже не раз видели, но кончалось это одинаково: языки развязывались. Мы умеем этого добиваться, смею вас уверить, господин Шрагин. — О, это понятно, — кивнул головой Шрагин, — вам следовало бы учесть, что в Берлине меня знают. Знают там и о моем аресте, и для начала я требую, чтобы в отношении меня соблюдались соответствующие законы немецкой юрисдикции. Прошу это запротоколировать, — сказал Шрагин солдату, и тот, как послушный механизм, застучал на машинке. — Стоп! — заорал на него Релинк. — В чем дело? — спросил Шрагин. — Почему вы отказываете мне в элементарном юридическом праве требовать внесения в протокол моих заявлений? — Я вам покажу юридическое право! — сорвался на крик Релинк. — Стыдно впадать в истерику, господин Релинк, — сказал Шрагин насмешливо. — Ну вот что, — сказал Релинк, поднимаясь. — Мне надоела эта игра в кота и мышку. Я вам даю час на то, чтобы вы опомнились, осознали, где вы находитесь и что вам грозит. — Постарайтесь разумно использовать этот час и вы, — спокойно отозвался Шрагин, вставая… Релинк готов был с кулаками броситься на стул, на котором только что сидел Шрагин. «Негодяй! Неужели он всерьез не понимает, что мы в пять минут выбьем из него идиотскую фанаберию?» — разъярял себя Релинк. И вдруг он вспомнил слова Шрагина о том, что в Берлине знают о его аресте. «Что он имел в виду? Что Берлин получит о его аресте информацию не из рук СД? Может быть, это сделал Лангман?» Релинк быстро набрал номер телефона доктора. — Здравствуйте, доктор Лангман. Это Релинк. Хочу сообщить, что ваша просьба мною выполнена. Не хотите ли, кстати, узнать, что за птица муж некоей интересующей вас дамы? — Нет, не хочу, это меня совершенно не интересует, — быстро сказал Лангман. — Тогда у меня к вам все. До свидания. Не услышав отклика, Релинк швырнул трубку и грязно выругался. «Адмирал Бодеккер! Вот на кого надеется Шрагин, — озарило Релинка. — Только на него. Не случайно адмирал позволил себе, ни дальше как вчера вечером, позвонить и выразить свое удивление и недоумение по поводу ареста Шрагина и даже не пожелал ничего в ответ выслушать». Обдумав, как лучше и хитрее повести разговор с адмиралом, Релинк набрал его номер телефона и тотчас услышал его глухой голос: — Адмирал Бодеккер у телефона. — Здесь Релинк. Сейчас вы в состоянии говорить спокойно? — Мне не о чем с вами разговаривать, — ровным глухим голосом заявил адмирал. — Все, что я считал нужным, я уже сказал вашему начальству в Берлине. Прошу извинить, у меня совещание. «Так… Это весьма интересно. — думал Релинк, еще держа в руке умолкшую трубку. — И объективно получается, что Шрагин и адмирал находятся в каком-то сговоре. Неужели нитка потянется к этой надутой лягушке с адмиральским званием?» Релинку очень хотелось сейчас поверить в это, и он тут же позвонил майору Каппу. Но телефон майора не отвечал. Соединившись с адъютантом Бодеккера, Релинк узнал, что Капп в кабинете адмирала на совещании. — Вызовите его, — приказал Релинк. Услышав голос Каппа, он спросил: — Упиваетесь болтовней адмирала? Больше у вас нет никаких дел? — Обсуждается очень важный вопрос, — ответил Капп. — Прошу вас немедленно быть у меня, — Релинк бросил трубку. До приезда Каппа Релинк обошел кабинеты, в которых его сотрудники вели допросы людей, считавшихся сообщниками Шрагина. Во всех кабинетах происходили «танцы со стулом», и эта картина несколько успокоила Релинка: все шло правильно, так, как следует. — Двое подготовлены, — доложил Бульдог. — Третий безнадежен. — Не позже как через час проведем очные ставки, — сказал Релинк и вернулся в свой кабинет. Там его уже ждал Капп. — Что за сверхважные вопросы вы обсуждаете с вашим адмиралом? — насмешливо спросил Релинк. — Действительно, очень важные, — ответил Капп. — Вырабатываются меры по уничтожению завода на случай оставления нами этого города. — Что, что? — не поверил своим ушам Релинк. — Очевидно, у нашего адмирала прокисли мозги. — Таков приказ штаба группировки «Юг». Мотивируется это ходом военных событий на Кавказе. — Мне все это известно, но почему об этом идет болтовня на каких-то полугражданских совещаниях? — Релинк решил не обнаруживать перед майором свою неосведомленность. — Совещание созвал адмирал, и оно довольно узкое, — пояснил Капп. — Ладно, я разберусь в этом, — заявил с угрозой Релинк. — Вам известно, что адмирал берет под защиту арестованного у вас опасного врага Германии? — Мне известно только его недоумение по этому поводу, но должен заметить, что в своем недоумении адмирал далеко не одинок. — Вы тоже недоумеваете? — спросил Релинк. — Я уверен в вашей осведомленности. — Капп явно уклонялся от прямого ответа. — Но ведь вы, а не я — глаза партии на этом заводе, — ехидно наметил Релинк. — Со стороны партии ко мне претензий нет, — с достоинством ответил Капп. — А вы, майор, сами посмотрите на себя со стороны, — предложил Релинк. — Я ведь помню, как вы прибежали ко мне с листовкой, которую на самом деле сорвал на заводе этот мерзавец, которого мы арестовали, а не вы. Тогда вам почему-то нужно было получить о себе мое мнение. А теперь вы ссылаетесь на то, что вами довольна партия. Что же произошло между этими нашими встречами? Не понимаете? А я понимаю и поэтому могу пожелать вам одного — поскорее понять это самому. А теперь, преодолев недоумение, не можете ли вы припомнить что-нибудь об этом мерзавце, свидетельствующее о том, что глаза партии на заводе еще не совсем ослепли? |