Книга Ведьмы цвета мака, страница 20 – Екатерина Двигубская

— Осторожней, сука хромоногая!

Оскар обхватил Свету за плечи и вывел на улицу.

— Не трогайте меня. Почему она такая злая?

Оскар улыбнулся и посмотрел на девушку.

— Она была нищенкой, а потом какой-то умник откопал её на чердаке, отмыл, одел, сделал модные фотографии — теперь она разъезжает по всему свету. Звезда! А нутро осталось пьяное, шальное, но она не злая. Вроня мне тысячу долларов дала на учёбу и даже слышать не хотела, чтобы я вернул деньги. Сказала, что она на всю жизнь в долгу перед модниками и что, когда я стану известным модельером, она будет моей манекенщицей. Странен человек!

Молодые люди вышли к парку, где-то далеко остались дома, оглушённые рёвом города, деревья тихо гудели медью, синее небо лилось через ветви, всё было сумеречно и протяжно, и не хотелось говорить, опускать себя в банальные фразы. Они встретились — чужие, из разных жизней, не обременённые общими друзьями, врагами, сплетнями.

Света с жадностью жевала бутерброд.

— Как тебя зовут?

— Оскар.

— Сам придумал?

— Ага. Давай сыграем в одну игру. Можно задавать любой вопрос, но отвечающий должен говорить правду и ничего, кроме правды. Или не отвечать вообще. Начинай спрашивать.

— А зачем?

— Это сближает, позволяет быстро и безболезненно узнать друг друга.

— Похудеть за полчаса? А чего спрашивать-то?

— Ну, кто твои родители, например.

— Ну и кто?

— Меня растила мать. Она химик, работает в Институте микробиологии. Отец сбежал, или его вообще никогда не было, не знаю.

— Похожая история.

— А зачем ты в Москве?

— Да так.

— А чего больше всего боишься?

— Одиночества, и когда тебя не принимают за человека, и когда близкие люди страдают, и самого страдания. Это только в книгах страдание очищает душу, на самом деле оно истощает, ожесточает, губит.

— Почему ты хромаешь?

— Мама уронила на ногу утюг. — Света задрала юбку. Оскар увидел ногу вдвое тоньше, чем другая. — Хочешь, я тебе покажу, какого она цвета?

— Нет. Извини, я не люблю голых женщин, — сказал Оскар и тут же покраснел, а потом, нагнувшись, шёпотом добавил: — Я гомосексуалист.

— Ох ты! Никогда не видела педиков.

— Лучше геев.

— А ты всегда был таким?

— О, я настоящий гей — породистый. В детском саду под одеялом мальчики показывали свои отростки девочкам, а я подсматривал в уборной за мальчиками. Однажды мне приснился сон, что мой старший брат занимается со мной любовью. В ту ночь у меня была первая поллюция, и, наверное, тогда я осознал, что со мной не всё в порядке.

— Он к тебе когда-нибудь приставал?

— Нет, что ты! Он трусил, и единственное, на что он был способен, так это заглядывать в ванную, когда я ещё не успевал одеться. Однажды он предложил сделать фотографии. Снял меня на голубом фоне, потом поместил фотографию в компьютер и обработал негатив. В результате по синему перистому небу парил голый ангел. Когда мама увидела эту картину, она страшно разозлилась и выгнала брата из дома.

— А чего ты больше всего боишься?

— Маму и когда не об кого согреться.

— Ты когда-нибудь спал с женщиной?

— Один раз. И это было ужасно. Меня потом часа два тошнило.

— Почему?

— Это всё равно что оплодотворять кусок холодной телятины.

Их обогнала молодая пара — высокая рыжеволосая девушка и маленький юноша. Он восхищённо смотрел на неё своими большими очками, и издалека казалось, что это ороговевшая часть носа. Девушка декламировала строки из «Евгения Онегина».

— Оскар, пойдём за ними. Они такие смешные!

Перед Оскаром и Светой нёсся голос Наташи:

Но я не создан для блаженства;

Ему чужда душа моя;

Напрасны ваши совершенства;

Их вовсе недостоин я.

Поверьте (совесть в том порукой),

Супружество нам будет мукой.

Я, сколько ни любил бы вас,

Привыкнув, разлюблю тотчас…

И лица молодой пары стали погожими, а потом потеряли себя в долгом поцелуе.

— Я всю поэму знаю! — воскликнула Наташа.

— Наизусть?

— Ага, у меня никогда не было записных книжек.

— Ну и память, моя тыквочка!

Вадик, захлопав в ладоши, встал на колени.

— Господи! Как же это банально — быть в кого-нибудь влюблённым! — громко сказала Света.

Оскар увлёк её за собой, а Вадик и Наташа не обратили на них никакого внимания, опять потеряв себя в поцелуе.

— Да отпусти ты!

— Зачем ты злая?

— Я не злая. Как людям не надоест влюбляться?! Испокон века одно и то же, одно и то же. Анахронизм какой-то! Сговор мужчин против женщин!

— Ты ешь каждый день?

— Да.

— И не надоело?

— Нет, — с вызовом сказала Света и протянула кулёк с оставшимся бутербродом.

— Не надо, они все для тебя. К тому же я не голоден, потому что влюблён!

— В кого? В гея?

— Нет, он натурал. Мы вместе работаем.

— Это такой загорелый с зелёными глазами, который всё время расплёскивает чай на блюдце. Ну и вкус у тебя! У него зубы плохие и рот слюнявый.

— Нет, рот у него сексуальный.

— А он знает, что ты гей?

— Нет, но это неважно. Главное — сама любовь, она нас питает и спасает, это наша гибель и наша осанна Богу. Причём не скучная молитва праведника, а вдохновенная мольба грешника.

— Такое может нести только педик! Ты меня видишь в первый раз в жизни!

— Во второй. Около недели назад ты заказала Пан-пиццу и сразу же расплатилась, а остаток унесла с собой, хотя чаевые дала щедрые. Я за тобой долго наблюдал и всё думал, что только нищие духом могут иметь такие прекрасные глаза. И что с тобой мне бы очень хотелось подружиться! — Оскар замолчал и опять залился краской.

— Что за нищие духом?

— Люди, понимающие суть вещей. Большая часть человечества смотрит и ничего не видит, читает книги, а знание так и не входит внутрь, застревая в сетках их стереотипов, комплексов и лени. Ты знаешь, что среди самураев было абсолютно нормально спать с мужчинами. У греков тоже! Ох, уж мне это христианство, оно так чопорно и извращённо!

Оскар запрыгнул на огромный пень. Света посмотрела на него снизу вверх, лицо Оскара неприятно исказилось, глаза впали, под носом образовалась тень, а из левой ноздри выглядывала большая наглая козявка, она высовывала язык и дразнилась. Света, презрительно фыркнув, сказала: