Онлайн книга «Последний пророк»
|
Тук-тук осторожно в дверь. Вежливые сукины дети, всегда стучатся. Наверное, на электрический стул тоже сажают очень вежливо и включают рубильничек с красивой голливудской улыбкой. Keep smile, sir. У нас страна победившего оптимизма. Меланхоликов просим отойти на пять шагов и закрыть глаза. Скажите «cheese», приговоренный! Сказали? Ну, поехали, с Божьей помощью… In God we trust! Кричу лениво: — Come in! Резко — запах дорогого одеколона. Удивляюсь прежде, чем подумать. Военно-морской флот Соединенных Штатов Америки пахнет попроще: экономика должна быть экономной. Поворачиваю голову — синий китель, погоны, золотой галун. Почему нет — для такого, как я, и генерала не жалко. — Здравствуйте, — произносит китель. — Что-о?!! Жан — дефис — Эдерн — пробел — Вальмон. Точка. — Это… вы? Улыбается, протягивает руку: — Как видите. Еще не соображая ничего, жму его ладонь. Пальцы ухватывают кусок пустоты, бессознательно привычный объем плоти заполнен не до конца. До меня доходит: не хватает мизинца. Вторая рука Жан-Эдерна выплывает из-за спины, держа за горлышко пузатую бутылку темного стекла. — Рад видеть вас живым и невредимым, — растроганно произносит он и вдруг стискивает меня обеими своими руками до хруста в костях, прижимается небритой и подозрительно влажной щекой. Отпускает не сразу. — Коньяку? Киваю, сажусь, все еще не в состоянии соединить в сознании золотое шитье мундира, погоны и такое знакомое лицо. Постаревшее лет на… Он проворно разливает коньяк в пластмассовые стаканчики: — За вас, мон ами. — И за вас. Молчим, смотрим друг на друга. Только теперь я понимаю, чего так недоставало раньше Жан-Эдерну, что меня так беспокоило в этом курортно-загорелом старике, одетом в джинсовые шорты и пижонски старомодную рубаху баттон-даун. Отсутствие формы. Не выдерживаю: — Что означает этот маскарад? — Так я выгляжу на самом деле, — кривится в невеселой улыбке и снова льет коньяк. Помногу. — Выпьем еще? — Только после того, как вы… — Перестаньте, прошу вас. — Жан-Эдерн накрывает мою ладонь своей, беспалой. Покрасневшие его глаза умной старой собаки понемногу затягивает влага. — Могли бы сами догадаться… — О чем? — Я работаю на правительство. Уже много лет. — Янки? — Французы. Давайте выпьем. Вливаем в себя содержимое пластиковых стаканов. Только теперь замечаю, что на бутылке стоит: «Martell». — Значит, французы? — Oui. — И вы можете рассказать мне всю правду? Долго молчит, морщит лоб, затем выуживает из кармана такую знакомую мне пеньковую трубку. Щелкаю зажигалкой: — Впрочем, я не настаиваю… — Нет уж… Вы имеете право знать. — Знакомый, знакомый ароматный дым слоится, плывет в воздухе. — Я виноват в том, что случилось… и с вами тоже. И сейчас… не удивляйтесь, пришел просить у вас прощения. — Виноваты? Снимает форменную, с золотой кокардой фуражку, кладет на стол. Лысина взмокла. Сопит, тяжело дышит, грызет черенок трубки. — Мне стоило большого труда добиться нашей встречи. Времени мало. Пообещайте, что выслушаете все, и покончим с этим… С готовностью: — Обещаю. — Я убил Мохаммеда Курбана. Некоторое время пытаюсь совладать со своим ртом, с голосом. — Вы?! Это сделали вы? — Да. — По своей собственной воле? Холодная улыбка сквозь дым, злая: — Вам знакомо это слово — АНБ? Агентство национальной безопасности, Форт-Мид, Мэриленд… Со мной говорил лично генерал Майкл Хайден. Я был единственным агентом, который мог эффективно осуществить операцию… — Курбан… Ваш самый близкий друг, даже родственник?.. Ведь вы рассказывали… — Он был опасен. В последние годы Мохаммед стал теневым банкиром Всемирного исламского фронта. Инвестиции в отели, Шармуда — он отмывал громадные суммы. Почти все наркодоллары исламской Африки шли через его руки… — А этот шейх, любитель живописи? — еще не веря до конца сказанному, перебил я. — А дворец в пустыне?.. — Мелкий клерк, подставное лицо. Мохаммед мог легко стать президентом страны. И у него был козырь, о котором не знал никто. — Козырь? — Нефть. Эти два француза, которых он якобы приглашал изучать древнеримскую ирригацию, — они искали для него нефть в пустыне. Искали — и нашли. Мохаммед уже почти купил сотни безводных и бесплодных гектаров никому не нужной земли, чтобы обеспечить Абу Абдалле самый надежный в мире источник доходов. Мы не могли этого допустить… — «Мы»? Жан-Эдерн плеснул себе коньяку. Уже был довольно пьян, руки дрожали, губы дрожали: — Я офицер, мон ами. Офицеры исполняют свой долг. Всю жизнь я тщетно утешал себя этой максимой. Мы провели операцию безупречно. О ней знаем только я, генерал Хайден и вы. Остальные давно уже в аду… К сожалению, ситуация вышла из-под контроля. Юсуф оказался слишком… — Жан-Эдерн пожевал губами, подбирая слово, — слишком прытким. Но я офицер, а офицеры исполняют свой долг. Я никогда не чувствовал за собой никакой вины… даже тогда, в Камбодже, когда пристрелил несчастного монаха, который поставил на ноги Пьера Бодлера. Монах мог выдать нас партизанам. Но теперь… так глупо… в зиндане я взглянул в глаза этой малышке, Marie, вашей дочери, и со мной что-то случилось… Боже, как глупо… чистые, невинные глаза… глаза убийцы. Так смотрит палач, который выносит приговор… палач с нимбом над головой. Мне страшно… я боюсь ада. Вы мне не верите, да? — Он всхлипнул, беспомощно шмыгнул носом. — Неужели Мохаммед не догадывался, кто вы на самом деле? — Да… конечно… Но до последней минуты верил мне… верил мне. Боже мой, почему все так глупо, глупо!.. Порядочный человек, офицер, на моем месте должен был застрелиться, а я… Получил повышение в чине и пенсию… роскошную пенсию от имени Республики. Если бы вы знали, сколько раз меня пытались убить! Но я не боялся смерти, никогда не боялся смерти. Только теперь, когда все уже позади… Нет, не самой смерти, а того, что после нее… Если бы я мог попросить прощения у всех, у всех!.. Он неуклюже сполз со стула и встал передо мной на колени. — Простите меня, если можете… Хоть вы… простите. — Не надо, перестаньте! — Я ухватил под мышки его тяжелое, грузное тело, с трудом, задыхаясь, усадил на кровать. — Расскажите лучше, как вы здесь оказались. — Как я?.. О, ничего интересного. Когда женщину и малышку увезли, они принялись за меня. Такой пустяк — двести тысяч долларов выкупа… У кого я мог попросить деньги? У АНБ? У французской контрразведки?.. В инструкции сказано, что в таких случаях агент выкручивается как может, но не имеет права раскрывать себя. Они решили каждые два дня отрубать мне по пальцу, чтобы ускорить дело. Я бежал… это длинная история. Но когда ночью выбрался из зиндана, первым делом разыскал чечена и задушил его. Единственное доброе дело в моей жизни… Скажите… скажите честно… только один вопрос… не смейтесь, пожалуйста… |