Онлайн книга «Обнаженная натура»
|
Решив ограничиться только одной, ритуальной бутылкой пива, Родионов отошел от окошечка, оглядел многолюдное людское собрание, ища, куда бы пристроиться, к какому готовому разговору присоединиться. Он задержался у одного из высоких столиков, где было пустое местечко для него. Двое слушателей глядели в рот третьему — человеку с длинной умной лысиной, торчащей шишом, который громко говорил, помогая себе руками: — Она, падла, человечьим голосом мне приказывает… Откуда она взялась, курва? С овцу величиной. Зубы, бля, б-р-р… Ты бы видел. Но лучше, конечно, век не видеть… Родионов заметил, что у рассказчика недостает двух пальцев на руке и быстро пошел к выходу, не желая отягощать душу лишним ужасом. Он двигался в проходе, прислушиваясь к обрывкам разговоров. — Кьеркегор — дурак! Для меня в женщине главное интеллект… — говорил сизый тип своему приятелю, такому же сизому, тощему и небритому… — Не-ет, Алик, — невпопад возражал приятель, — бабу мыслью не прошибешь… — В Америке триста тысяч пидорасов… — донелось из-за следующего столика, но и эта сомнительная статистика Родионова не заинтерсовала, и он вышел во дворик. В дальнем уголке приметил он подходящую компанию и двинулся туда. Там шел серьезный и горячий разговор, двое приятелей что-то втолковывали третьему, стоящему к Пашке спиной. Третий был сосредоточен и внимателен. Косо глянул на подошедщего Родионова и подвинулся, освобождая место. Нерусский, отметил Пашка, надо быть потактичнее. Однажды он имел неприятную стычку, когда, выпивая с какими-то горцами, от широты чувств предложил тост за Шамиля. Мигом были выхвачены ножи, оскалены зубы — что-то там у них с Шамилем было запутано, какие-то древние кровавые счеты. Ему больших трудов стоило тогда утихомирить кровников. — Живи сколько хочешь, не надо денег! — продолжал, обращаясь к нерусскому, белобрысый, пьяненький уже мужичок, сбивая на затылок легкую серую кепчонку. — Я сказал, не надо денег! — Ну! — согласно кивал его приятель. — В любое время дня и ночи. Мебели особой нет, а так живи, друг! — Не надо денег! — настаивал белобрысый, хотя никто ему никаких денег и не предлагал. — Для меня деньги тьфу! — плюнул он на землю. — Грязь… — Хорошо, — согласился нерусский. — Тогда выпивка моя. — Это да, — обрадовался белобрысый. — Это само собой, — поддержал и приятель. Родионов приложился к горлышку и разговор на минуту прекратился. Оба мужика с ласковым одобрением следили за ним. — Правильно, — похвалил мужик в кепке, когда Пашка, залив первую жажду, наконец оторвался. — Костыль! — встревоженно позвал незаметно подошедший человек в черном халате и махнул метлой. — Тебя баба в зале ищет, а ты тут… — Извини, друг, — торопливо проговорил мужик, натягивая кепку на самые брови и поднимая воротник пиджака. — Мы пока скроемся, жди нас через часок. Помни уговор… Оба приятеля кинулись из дворика и пропали за железными воротами. Из зала вышла во дворик женщина баскетбольного сложения, грозно оглядела пространство и, указав пальцем в сторону ворот, бросилась вдогонку. Павел невольно улыбнулся. Улыбнулся и нерусский. — Магомед, — сказал он, протягивая руку. — Павел, — отозвался Родионов. — Откуда сам-то? — Э, с Востока, — махнул тот рукою в сторону сортира. — Там. Беженец… — Понятно, — посочувствовал Павел. — Натворили делов со страной… — Детей жалко, — вздохнул Магомед. — Дети в чем виноваты? Пашка тоже вздохнул и допил свое пиво. Магомед стоял, опершись локтями о расстеленную газету, чуть раскачиваясь из стороны в сторону в какой-то своей горестной молитве: — А-ах-ах-ах-ах-ах… — тихо повторял он, будто читая вслух справа налево авангардистский смеховой перевертень. При этом он затравленно озирался вокруг и вдруг предложил: — Ищу выпить, не с кем. Водка есть, поговорить не с кем. Все злые, спешат… Не любят… — Ладно, — поколебавшись секунду, согласился Родионов. — Все равно день потерян. Давай, что ли… Поговорим. Может, придумаем что-нибудь. — Не здесь, — брезгливо ткнул Магомед пальцами в грязную жирную газету. — Там в сквере скамейка есть, я знаю… Тень сомнения набежала на сердце Родионова, но Магомед уже двигался к выходу, и он поспешил за ним. Две старухи яростно сцепились из-за оставленной им пустой бутылки. Драматический эпизод жизни, схватка за существование, неизвестно чем закончившаяся, ибо Пашка выбежал уже из ворот, догоняя уходящего беженца. Сели на укромную скамью, Магомед вытащил початую бутылку и стаканчик. — Погляди сзади, — попросил он, наливая. — Ментов нет? Родионов привстал и оглядел скверик. Он был совершенно пуст и безопасен. — Давай, — протянул ему наполненный стаканчик Магомед. — За твою семью. — Семьи нет, — сказал Родионов и выпил. — Твое здоровье! Он задохнулся от отвращения. Водка была самая скверная. — В киоске брал? — отдышавшись, спросил Пашка. — В магазине, — успокоил Магомед, наливая стаканчик себе и держа его на весу. — Сейчас и в магазинах всякая дрянь. У меня знакомый отравился коньяком. Азербайджанский коньяк… — тут Пашка осекся, подумав, не азербайджанец ли его новый знакомец, не обидится ли. Но тот выслушал спокойно, даже подтвердил: — Сейчас, друг, верить никому нельзя. Нет правды… Что-то слишком знакомое послышалось Родионову в этих словах, но вспомнить, откуда это, он уже не мог. — Верить надо… как же тогда жить? Вот в чем вопрос… Он чувствовал скорое и странное опьянение. Язык не совсем его слушался, чуть заплетался. Магомед, все еще держа водку на весу, внимательно следил за ним. — Что-то я… — с трудом ворочал Павел языком. — Крепкая, за-раза… Опьянение, между тем, все стремительнее наваливалось на него. Вот уже весь мир стал вялым, размытым. Шумело в голове. И только близко, загораживая небо, покачивалось перед ним внимательное лицо Магомеда, который, чуть усмехаясь, говорил: — Сейчас в гости ко мне поедем. Такси, вокзал. Тут недалеко. Гостем будешь, отдохнешь, отоспишься… У тебя деньги есть? — Есть, — с трудом проговорил Родионов, слыша свой отчужденный глухой голос. — Во-от… — цепляясь растопырившимися пальцами, вытащил из кармана оставшуюся скудную горсть денег. — Бери все… Мне не надо… — Ну, пора в дорогу, — приказал Магомед, пряча недопитую бутылку. — В поезде проспишься, потом похмелимся… — и уже с нескрываемой насмешкой добавил. — А потом работать будешь. Будешь? — Бу-ду. Пойдем, дру-у… — вяло согласился Пашка. Он прекрасно все понимал, знал наверняка, что, может быть, его сегодня же продадут в рабство, но ему было все равно. Бес уводил душу, но абсолютное равнодушие заполнило всю вселенную и ничего не хотелось, только спать, спать, спать… |