Онлайн книга «Дно разума»
|
Началась Гражданская война. Этот период Кобылин вспоминал как лучшее время своей жизни. Он плюнул на эсеров и вступил в РКП(б). Тимоха принимал участие в знаменитом походе Блюхера и братьев Кашириных по тылам белых от Верхнеуральска до Кунгура, потом воевал в Сибири, на Дальнем Востоке и в Средней Азии. В двадцать втором году Кобылин возглавил ЧК в родном городке, но вскоре был изгнан из органов и исключен из партии за самоуправство. (По его приказу без суда расстреляли группу зажиточных антисоветски настроенных казаков, не желавших сдавать излишки продуктов.) Однако и без «маузера» на боку Тимоха не пропал. Он стал снабженцем и очень скоро возглавил городскую потребкооперацию. В партии его восстановили. С началом строительства Соцгорода Кобылин был переведен туда и назначен помощником начальника строительства по вопросам снабжения рабочих продуктами потребления. Тут Тимоха – вернее, уже Тимофей Иванович – развернулся во всю ширь своей пролетарской души. Ему довольно быстро удалось создать единый потребительский союз, наладить бесперебойное снабжение строителей продуктами и товарами первой необходимости. Года через три Кобылина вновь вычистили из партии и посадили якобы за растрату, но вскоре снова выпустили и назначили на прежнюю должность. Сажали его и в тридцать седьмом, однако и тут Тимофей Иванович каким-то образом выпутался. Так продолжалось на протяжении почти тридцати лет. Нет, больше Кобылина не сажали, однако с должности его снимали постоянно и с таким же постоянством возвращали на прежнее место. Чем объяснялись подобные ситуации, можно было лишь гадать. Поговаривали: Тимофей Иванович хорошо известен в компетентных органах и является штатным стукачом столь длительное время, что ему за особые заслуги присвоено звание полковника. Так ли это было на самом деле или не так, оставалось загадкой. С выходом на пенсию кипучий характер Тимофея Ивановича проявил себя в общественной работе. Всегда друживший с прессой, он возглавил общественную редакцию местной газетки. Кроме того, Кобылин был известен своей краеведческой деятельностью. Он писал и публиковал в газете свои воспоминания о Гражданской войне, о возведении завода и города, о жизни и быте первостроителей. При этом в каждой своей публикации Тимофей Иванович подчеркивал собственную роль во всех исторических событиях, происходивших в стране. Так, он заявил, что будто бы являлся негласным руководителем похода на Кунгур, а Блюхер и Каширины являлись только исполнителями, а позже незаслуженно присвоили себе славу главнокомандующих. Писал Кобылин и о том, что не раз спасал Соцгород не просто от голода, но и от полного вымирания. Впрочем, Тимофей Иванович действительно знал немало об истории и людях Соцгорода. Причем и о тех, чьи имена по какой-либо причине выпали из официальных анналов. Вот к нему-то и решил обратиться за помощью Севастьянов. Кобылин проживал в построенном еще до войны многоподъездном доме с несколькими помпезными арками, с которого и начался Правый берег Соцгорода. Жил он в довольно уютной двухкомнатной квартире, выходившей окнами во двор, вместе с супругой Розой Яковлевной, мастерицей печь пироги и готовить различные соленья и варенья. Севастьянов нажал на кнопку звонка. Не успела окончиться заливистая трель, как дверь распахнулась и на пороге возникла Роза Яковлевна. Увидев Севастьянова, она просияла: – Ага, профессор! Только что с самим вас вспоминали. Чего, говорю, не заходит Сереженька? А сам говорит: видать, зазнался. А ты молодец, легок на помине. Сейчас пирог есть будем. Любимый твой. С сомятиной. Севастьянов не помнил, чтобы он кому-то сообщал о своих гастрономических пристрастиях. К тому же рыбные пироги он недолюбливал по причине очень часто попадающихся в них костей. Однако он вежливо улыбнулся и выразил горячее желание поскорее отведать знаменитых пирогов. Тут появился «сам». – А-а, Серёнька! – приветствовал он профессора. – Рад, рад! Чего не заходишь? (Тимофей Иванович, кроме всего прочего, был известен еще и тем, что величал любого, независимо от возраста и звания, исключительно по имени, причем в уничижительной форме, типа: Серёнька, Колька, Ванька.) – Да как-то… Впрочем, вот я и зашел. – Ну проходи, проходи… Сейчас сама пирог достанет. Чай пить будем. Хороший чаек я спроворил. Индийский. «Три слона». Сергей Александрович не стал возражать. Три слона так три слона. Вскоре он уже сидел за круглым, застеленным чистенькой льняной скатеркой столом, под розовым шелковым абажуром и чинно поглощал пирог. Который действительно оказался весьма вкусен и совсем без костей. – Как делишки? – поинтересовался Тимофей Иванович, прихлебывая чай из громадной, расписанной ярчайшими цветами чашки. – С чем пожаловал? – Потолковать нужно, – сообщил Севастьянов. – Так толкуй. У меня от самой секретов не имеется. – Был я сегодня на левобережном кладбище… – Ага. – И рассказали мне там про то, как расстрелянных погребали. – Каких еще расстрелянных? Где? – В местной тюрьме. В конце тридцатых годов. Тридцать седьмой, тридцать восьмой… – И как же погребали? – По ночам привозили и закапывали. – И что с того? – Правда это? – Понятное дело, правда. А чего это тебя вдруг на кладбище потянуло? – Материал один собираюсь писать. – Это в газетку? – Точно. – Неужто про репрессированных? – Не то чтобы о них, а вообще. – Как понимать это «вообще»? Ты не темни, Серёнька. – А я и не темню. Просто не люблю заранее рассказывать, о чем статья будет. – Понятно, понятно… – Тимофей Иванович сделал основательный глоток и поставил чашку на такое же расписное блюдце. – Нет так нет. Только зачем ты, в таком случае, ко мне приперся? – За консультацией. – Какая может быть консультация, когда я не знаю, о чем ты писать собираешься? – Допустим, об оккультных сектах, – сказал Севастьянов первое, что пришло в голову. – О чем, о чем?! – О сектах. – Ты еще какое-то слово говорил. – Об оккультных. – Это чего значит? – Ну о тех… Как сказать попонятнее?.. – Да! Разъясни уж нам, темным… – Оккультные – значит тайные. Те, которые не богу поклоняются, а разным темным силам. Ну вот хоть масоны… – Ага, масоны. Слышали, слышали… Это которые Христа распяли. – Христа распяли вовсе не масоны. – А я думал – они! – Старик Кобылин явно издевался над Севастьяновым. – Мы тоже кой-чего знаем, хотя в университетах не обучались. Значит, тебя, Серёнька, эти христопродавцы интересуют? – Не то чтобы именно они, но вроде того. |