Онлайн книга «Никон»
|
– Помоги! Нифон налег, натужился, и крышка стола подалась, повернулась на своей оси. За спиной раздался тяжелый, тихий скрежет: стена раздвинулась. Руки Кренделями первым скользнул в тайник. Здесь была просторная комната. Стояли сундуки с книгами, лежало, стояло и висело оружие. – Эти книги, – сказал Руки Кренделями, – Паисий уже продал. – Кому? – Тем, кто зовут Никона Антихристом. Сговор уже был. Паисий ждет деньги. Нифон взял из одного сундука «Служебник», открыл нужную страницу, прочитал: – «Всех вас да помянет Господь Бог во царствии Своем». Этот служебник под запретом, в никоновском это место читается теперь по-другому: «Благочестивейшего государя нашего, царя и великого князя Алексея Михайловича и его благочестивую царицу Марию Ильиничну да помянет Господь Бог во царствии Своем». Оттого царь и любит патриарха. Руки Кренделями побегал по комнате, подошел к большому сундуку в правом углу. Поднял крышку. – Что там? – спросил «монах». – Старые рясы! – хихикнул Руки Кренделями и принялся выбрасывать их вон из сундука. Нифон не мешал ему. Очистив сундук, Руки Кренделями сдвинул одну из досочек дна и потянул за открывшуюся ручку. Дно сундука подалось. – Еще один тайник?! – удивился «монах». Лестница вела вниз. Нифон достал спрятанный под рясу кинжал и нырнул вслед за проводником. Они спустились в высокую и просторную палату. Руки Кренделями зажег свечи. В углу под балдахином стояла огромная кровать. – Ах-ха-ха-ха-ха! – Руки Кренделями указывал на кровать и корчился от смеха. – Что? – Крыса! На кровати сидела крыса. – Здесь спала Карга еще тогда, когда звалась Красавицей. А теперь здесь спит крыса. И он снова захохотал, упал на колени, ткнулся лицом в пол. «Монах», не обращая на него внимания, огляделся. Вдоль стен – ниши. Одни замурованы, другие затворены железными решетчатыми дверцами. На дверцах тяжелые замки. Несколько ниш было пустых. Руки Кренделями поднялся, подошел к одной нише, отворил дверь. Замка на этой двери не было. В нише стоял кованый ларец. Руки Кренделями отбросил крышку. – Вот они, наши слезы! – В сундучке лежали чешуйки-монетки. – Будешь полнехонек, и тебя под замок возьмут. А потом и замуруют. Слезки-то наши не тлеют, не ржавеют. «Так вот они где, монастырские сокровища! – У Кудеяра даже голова закружилась. – Можно и пушки купить, и казаков поманить». – Хочешь послушать, как Паисий своему дружку отпускает грехи? – спросил вдруг Руки Кренделями. – За этой кроватью еще один ход, прямо к месту исповедания. Ступай. Нынче у Паисия будет тот, кто пострашней самого Кудеяра. – Это кто же? – Атаман Шишка. 3 «Монах» попробовал отодвинуть кровать. Подалась. За кроватью в рост человека резные иконы, одна к одной: Дмитрий Солунский и Георгий Победоносец. Руки Кренделями вытянул из иконы металлический стержень. – Ступай, святой отец! Отворены двери. Нифон нажал на икону с Георгием, она подалась, открывая темный узкий ход. Пошел, держа наготове кинжал. Ход суживался, пригибал. Идти пришлось ощупью, в полной темноте. И вдруг явственно услышал голос Паисия. – Грехи твои тяжелы, сын мой. Но Бог милостив. Молись, и мы за тебя поплачем, попросим у Бога. – Авва! Я слышал про одного разбойника, будто убил он много бояр и купцов и простых людей. Бог его жестоко наказал. Его согнуло пополам, а к ногам его на цепях были прикованы два тяжелых ядра. Разбойник еле двигался, но не перестал убивать богатых. И когда он убил семьдесят седьмого богача, вериги спали с него, а спина разогнулась. Бог простил его. – Замолчи, глупый, слепой человек! – воскликнул Паисий. – Эту сказку придумали дурные люди, которые хотят погибели освященному веками государству и порядкам! – Прости, авва! – Думать надо. Бог дал тебе голову для того, чтобы ты думал ею… – Прости, авва! – Довольно слов, сын мой. Веруй – и будешь удостоен благодати. Мы тебя не оставим. Церковь позаботится о твоей душе. Слушай внимательно. Если у овец не будет умного вожака козла, они разбредутся и потеряют друг друга. Если ветер будет дуть овцам в спину, они повернутся к нему мордами и пойдут в пучину, и все погибнут. – Овцам нужен пастух! – Да, им нужен пастух! С пучком травы в одной руке и с бичом в другой. Иначе они погибнут сами и увлекут за собой других… Воспротивились воле патриарха можарцы. Бог поражает гордыню молниями. И если ночью на первый день Пасхи сия молния поразит Можары, стало быть, можарцы отпали от Бога к Антихристу. – В первый день Пасхи – грех! – Бич не спрашивает хозяина, ударить или не ударить овцу. Он – продолженная рука хозяина. – Но, авва! – Атаман, как только ноздри мои уловят запах дыма, ты получишь десять валашских лошадей невиданной красоты. – Твоя щедрость безмерна! – Ступай, сын мой. Я помолюсь за тебя. 4 – Ты слышал исповедь? – спросил Руки Кренделями, когда Нифон Саккас вернулся в сокровищницу. – Слышал. – Погуби Паисия! Пусть Никон посадит его на цепь, в каменный мешок, чтоб ничего он не видел перед собою – одни только камни черные. Пусть тьма сожрет его орлий глаз и плесень опутает, на живом, его кости! Лицо Руки Кренделями сияло зловещим восторгом. – Господи! – изумился Нифон Саккас. – За что же такая ненависть? – За гордыню его проклятую! Пошли отсюда скорее. Как бы нас не хватились. И, переваливаясь, бегом побежал, да крадучись, ногами не стуча. Успели вернуться и книги достать из сундуков, когда от Паисия пришел монах спросить, не надо ли чего. Нифон Саккас, подняв глаза от древнего свитка, улыбнулся. – Как хорошо писали древние: «Истинна бо сущее есть. Аще бо истинна сущее есть, истинны испадение сущего отвержение есть. От сущего же Бог испасти не может…» Ведомо ли тебе, инок, чьи это слова? – Грешен, отче. В знаниях немочен. У нас авва Паисий зело учен. А коли прикажешь мне святого учителя запомнить, я запомню. – Ну, запомни, – согласился Нифон, – слова сии сказаны Дионисием Ареопагитом. – Не Арием ли?! – насмерть перепугался инок, помянув имя человека, от которого пошла ересь. – Не Арием, а Дионисием Ареопагитом. Сей богослов вселенской церковью любим. |