Онлайн книга «Обладать»
|
– Ничего, если вам действительно дороги эти бумаги, придётся-таки называть его придурком, ведь так? Улыбающаяся Шушайла сидела между обоими гостями передачи. Аспидс не сводил глаз с телекамер и ощущал себя пыльным барменом. Пыльным – потому что казался серым рядом с двумя разноцветными павами, пыльным из-за пудры на залитом жарким светом лице: Аспидс так и чувствовал её запах. Минута перед эфиром тянулась целую вечность, и вдруг все затараторили наперегонки и так же вдруг замолчали. О чём говорили, Аспидс запомнил плохо. Обе женщины, в пух и прах распестрённые попугайки, рассуждали о женской сексуальности и её символах при подавлении, о фее Мелюзине и грозном женском начале, о Ла Мотт и «любови, что назвать себя не смеет» [160] , о неописуемом изумлении Леоноры, когда она узнала, что Кристабель, возможно, любила мужчину. Аспидс слышал собственный голос: – Рандольф Генри Падуб – один из величайших мастеров англоязычной любовной лирики. Цикл «Аск – Эмбле» – одно из величайших произведений, изображающих истинную страсть, плотскую страсть. К кому обращены эти стихи, в точности до сих пор было неизвестно. Объяснения, которые предлагаются в наиболее авторитетных биографиях Падуба, мне всегда представлялись неубедительными и наивными. И вот теперь мы знаем имя этой женщины – мы установили, кто она, Смуглая Леди Падуба. Подобное открытие – мечта всякого учёного. Письма непременно должны остаться в Англии: они – часть нашей национальной истории. Шушайла: – С этим вы, наверно, не согласитесь, профессор Стерн? Как американка. Леонора: – Я думаю, письма должны храниться в Британской библиотеке. Мы можем работать с микрофильмами и фотокопиями, а у кого будут оригиналы – вопрос не академический. Мне бы хотелось, чтобы Кристабель получила признание в своём отечестве и чтобы заботу о судьбе писем взял на себя вот он, профессор Аспидс, крупнейший из ныне здравствующих падубоведов. Приобретательство, Шушайла, – не моя стихия, я всего-навсего мечтаю, чтобы, когда письма станут доступны, у меня была возможность написать о них самое толковое исследование. С культурным империализмом, слава Богу, покончено… После передачи Леонора взяла Аспидса под руку. – Вам сейчас в самый раз выпить, – сказала она. – Да и мне тоже. Пойдёмте, угощаю. А вы, профессор, здорово выступали. Я думала, будет хуже. – Это вы меня так настроили, – сказал Аспидс. – Не выступление, а какая-то пародия… Простите, профессор Стерн, я не имел в виду, что это вы настроили меня на пародию. Я хотел сказать, что благодаря вам я вообще смог произнести что-то членораздельное… – Да я поняла. Вам, конечно, шотландский виски? Вы ведь шотландец. Они вошли в бар. В пропахшем пивом полумраке Леонора сияла, как рождественская ёлка. – А теперь я расскажу, куда, по-моему, отправилась Мод Бейли… ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ДУХАМИ ВОЖДЕННЫ Глянь, Джеральдина, в глубь моих камней — Я для тебя кладу на бархат руки. Дитя, приблизься, попытайся сведать Перстней моих загадочный язык. Смотри, мерцают на молочной коже Берилл, и изумруд, и хризопрас — Подарки знати. Мной они ценимы, Но не за цену, а за то, что немо В них говорит о тайном Мать-земля. Моим под стать, как шёлк твои ладони. Я их коснусь – и между нашей кожей Проскочит электрическая искра. Что, чувствуешь?.. Теперь смотри, как в камне Свет зыблется – не будет ли тебе Лик явлен в актиническом мерцаньи? Иль может, то ветвей переплетенья В Саду Желаний дивном, богоданном? Что видишь там? Сиянья паутинка Прокинулась? То лишь начало. Вскоре Мир духов нам подаст благие вести, Чрез эти огоньки с сознаньем нашим Он связан; столь же трудно постижима Сознанья сила, как игра живая Камней – и цвет их вечный – синева Сапфира, зелень изумруда, – или Зачем одето горло птицы Феникс Всей радугой цветов в песках пустынных, Но серым – средь полей, и белым – в дебрях Полярных. Речь имеют эти камни В Божественном Саду. А здесь – немоту Мы их толкуем, и познать стремимся Нетленны формы в теле минерала. Возьми мой шар хрустальный, Джеральдина. Смотри, как в сфере правый с левым край И с верхом низ местами обменялись, А в глубине, как будто под водою, Пылающий – вниз пламенем! – чертог. То комната уменьшенным подобьем Перевернулась. Там, под сенью зренья Духовного, всё смутно, всё подвижно; Там вдруг проглянет из-за грани тайной Чего здесь нет. Моё лицо, вниз бровью, Сияньем облачится розоватым, Как анемона в нише каменистой Лученьем одилическим. И следом За Формою моей, другие Формы, В других лучах, тебе в глаза вохлынут, Я в том ручаюсь! Будь лишь терпелива И не спугни случайно сил капризных. Ведь искра та, что в Медиуме вспыхнет, В каналах путь для дружественных Духов Отважных озаряя – на болотный Похожа огонёк, блуждает, гаснет… Я призвала тебя, чтоб обучить. Начало было славным, все признали. Твой транс в субботу полным был, глубоким. Твоё едва дыханное держала Я тело у груди, толпились Духи У губ твоих девических и тихо Вели благую речь; иные, впрочем, Пытались изрекать чего невинность Дремавшая не знала бив помине; «Изыдите!» – я им велела. В ухе Моём прилежном Духов голоса О том звенели, что кристальной чашей Ты избрана для них, Сосудом силы, Откуда черпать свежесть даже мне, С моей усталой мудростью, пристало. |