
Онлайн книга «Анжелика. Путь в Версаль»
![]() — Де Лавальер? Брат фаворитки, любовницы короля? — Он самый, мадам. Заметив злое выражение лица Анжелики, Дегре шутливо заметил: — Вам очень идет, когда вы сердитесь, мадам. При нашей первой встрече вы были именно такой. — А когда я вас увидела впервые, вы были более справедливы, — отпарировала Анжелика. — Сейчас я вас ненавижу. Анжелика поднялась, дернув плечами, подошла к камину, взяв несколько поленьев, и подбросила их в огонь. Это несколько отвлекло ее от мрачных мыслей. Дегре, глядя на нее, продолжал беседу своим рассудительным голосом: — Да, мадам, вы сейчас боитесь за памфлетиста, но на этот раз он не уйдет от нас и будет повешен. Но Анжелика не слушала его. — Вы говорили, что там был маркиз дю Плесси де Бельер? Как же, Анжелика отлично помнила его, этого красавца с голубыми глазами и торсом Аполлона, который несколько лет назад пренебрежительно назвал ее «Баронессой Унылого Платья». Анжелика прошептала: — Филипп дю Плесси де Бельер. Это мой кузен. Вы знаете, господин полицейский, их владения расположены недалеко от Монтелу. Дегре, вы меня не предадите? — Я — нет, мадам. Но памфлетист будет повешен, увы, этого хочет король. До свидания, мадам, — с этими словами полицейский, поклонившись, удалился, звеня шпорами. Как только он ушел, Анжелика немного успокоилась. Острый, холодный ветер разгуливал по крышам домов и по безлюдным улицам. Сердце Анжелики готово было разорваться от боли. Никогда ей не было так грустно. Страх, боль, тоска, все эти чувства были знакомы ей, но сегодня ее сердце сжималось в комок. Предчувствие чего-то непоправимого давило и угнетало душу. Вечером пришел Одиже и попытался хоть как-то утешить Анжелику, но она зло оттолкнула его. — Это катастрофа! Это катастрофа! — повторяла она как завороженная. — Я потеряла все, что имела. Где я возьму денег? А скоро зима. Неужели опять нищета, голод? Моих средств, которые я скопила, хватит только на месяц. А дальше? Я разорена, погибла! — Не бойтесь, любовь моя. — Одиже наклонился и положил ей руку на плечо. — Пока я жив, вам ничего не грозит. Правда, я не очень богат, но у меня достаточно средств, чтобы содержать вас с детьми. — Нет, я не хочу этого. — Анжелика отошла в сторону, резко сбросив с плеча руку Одиже. На глазах у нее навернулись слезы. — Я не хочу быть у вас в качестве служанки! — Вы говорите о равноправии женщины и мужчины? Это еретические мысли, моя дорогая. — Уходите! Я ненавижу вас. Я не хочу вас видеть. — Анжелика! — Уходите! Молодой человек встал на колени. — Я вас умоляю… — Встаньте. Одиже встал и, покачиваясь, вышел из комнаты, забыв свою шляпу. Анжелику раздражало все: вой ветра, мяуканье кошки. Она была крайне утомлена, после всего происшедшего ей не хотелось жить. *** Поняв, что пришла его очередь, маркиз де Лавальер бросился к ногам сестры, чтобы та, в свою очередь, просила короля о милости. — Я не буду вас строго наказывать, — сказал Людовик XIV, — так как слезы вашей сестры мне дороги. Покиньте на время Францию и поезжайте в свой полк, а когда скандал утихнет, возвращайтесь. Прощайте. Однако скандал не утихал, несмотря на то, что многих, кто читал памфлеты, арестовывали и штрафовали. Во дворце усилили охрану, множество продавцов белых листков было брошено в Шатль. Но проклятые листки находили даже в будуаре королевы. Все входы и выходы из Лувра тщательно охранялись, возле окон стояли часовые. Казалось, что цитадель абсолютизма приготовилась к осаде. Невозможно было прошмыгнуть или пронести во дворец что-нибудь незаметно. Для обычного человека, но не для карлика. «Нет, — думал Дегре, подозревая любимца королевы, карлика Баркароля, в том, что он сотрудничает с Анжеликой. — Вот это женщина! Она подняла на ноги всю чернь!» Даже Великий Керз помогал Анжелике. В Париже солдаты патрулировали все улицы, но полицейские не могли поспеть везде. «Ну что это за женщина?!» — думал Дегре. Его прозорливый ум работал, как машина. Кто-кто, а он знал, что победа будет на стороне короля. Однажды утром Париж узнал новую сенсацию. Вместо того чтобы защитить маленького Дино, убитого в таверне, маркиз де Тирли якобы сказал своим собутыльникам: — До свиданья, господа, я лучше пойду крутить любовь с маркизой Ракио. Маркиз Ракио вызвал обидчика на дуэль, и де Тирли был убит. Париж ликовал. — Только четверо, только четверо осталось, только четверо!!! — пели вокруг, сочиняя песни. Охрана плетьми разгоняла толпу, а «бунтовщики» забрасывали их камнями, гнилыми помидорами, вовсю распевая проклятые памфлеты. Прячась ночью и днем от охранников, Клод ле Пти — поэт с Нового моста — тайком пробрался к Анжелике. Его искали везде, лучшие силы были брошены на поиски проклятого памфлетиста, мутившего народ. Казалось, мышеловка должна была захлопнуться. Запыхавшись, Клод вбежал в комнату, захлопнув за собой дверь. — Да, дорогая Анжелика, на этот раз Я попался, с меня снимут шкуру. — Не говори так, Клод. У него был испуганный вид. — Ты же сам говорил, что тебя никогда не повесят, что ты — ум народа. — Это я шутил, дорогая Анжелика. Куда мне справиться с королем. Проклятые ищейки идут по моим следам. Полчаса назад меня чуть не схватили в одной маленькой таверне. Я был на краю гибели. Дрожа всем телом, он прилег на кровать Анжелики. — Это ты виновата. Ты заставила меня писать эти памфлеты. Мне не надо было любить тебя! С того момента, как я стал называть тебя на «ты», я стал твоим рабом. Расстроенная Анжелика села у изголовья и нежно обняла его, но Клод, отмахнувшись, закрыл глаза, он был очень испуган. В глубине души Анжелика понимала, что поэту грозит неминуемая гибель. Но она быстро отогнала от себя эти страшные мысли. Поэт открыл глаза. — Возле тебя так хорошо и тепло, но стоит выйти на улицу, как тебя подстерегает смерть. — Ты говоришь, как Каламбреден. — Она поцеловала его в губы. — Ты его погубила, — тихо пробормотал Клод. — Ты и меня погубишь. — Не говори так, он любил меня. — Ты как призрачное видение, как ночная бабочка, как фея, — он задохнулся. — Всем мужчинам, которые были с тобой и любили тебя, эта любовь принесла смерть или душевные страдания. Анжелика молчала. Да, как это ни было страшно, но он был прав. Перед ее глазами пронеслось лицо Жоффрея. Это была судьба. |