Книга Итальянская свадьба, страница 60 – Ники Пеллегрино

В надежде, что Адолората работает в вечернюю смену, она велела таксисту ехать в «Маленькую Италию». Что-то в ее душе по-прежнему противилось встрече с погруженной в пучину переживаний сестрой, но теперь, когда она услышала отцовскую версию истории, Пьета поняла, что больше не может держать все это в себе.

У входа в «Маленькую Италию» Федерико прибирался на одном из уличных столиков.

— Она там? — спросила Пьета.

— Разумеется. Где ж ей еще быть. В последнее время она здесь дневала и ночевала, а никому не на пользу, — сказал он с несвойственной ему прямотой, и Пьета сразу представила, какое напряжение царило на тесной кухоньке «Маленькой Италии».

Пока она дожидалась сестру, Федерико принес ей стакан вина, и она не спеша пила его, заранее подбирая подходящие слова. У сестры никогда не хватало терпения выслушивать длинные истории. Она предпочитала голые факты.

— Полагаю, ты пришла поговорить со мной о том, что будет, когда папа выпишется из больницы? — Адолората смотрела раздраженно, устало и мрачно. — Желаешь знать, собираюсь ли я уйти из «Маленькой Италии»?

Пьета отхлебнула большой глоток.

— На самом деле я хотела поговорить совсем не об этом. Я пришла сюда, потому что должна тебе кое-что рассказать.

— Что именно?

— Сядь и попроси Федерико принести нам еще вина. Мне нужно кое-какое время.

Закончив рассказ, Пьета вдруг поняла, что на лице сестры отразился весь спектр эмоций — недоверие, печаль, удивление, ужас.

— И как только это могло происходить у нас под носом, а мы ни о чем не догадывались? — спросила она. Они уже почти прикончили бутылку вина, стоявшую на столе.

— Я тебя понимаю. Сама до сих пор теряюсь в догадках. Думаю, нам надо что-то предпринять, но понятия не имею что, — призналась Пьета.

Адолората окинула взглядом знакомые белые стены «Маленькой Италии».

— А я, кажется, знаю.

— Останешься здесь?

Она кивнула.

— Как я могу поступить иначе, после того что ты мне рассказала? Я думала, это просто ресторан, когда на самом деле в нем вся его жизнь. Вот почему, когда я пригрозила ему, что уйду, это едва его не убило.

— Папа в тебе души не чает. И он хочет, чтобы ты была счастлива, — напомнила ей Пьета.

— Я знаю. — Судя по ее голосу, она окончательно сдалась. — Так что, я полагаю, мне надо придумать, как быть счастливой, оставаясь здесь.

Пьета была слишком взбудоражена, чтобы уснуть. Голова у нее шла кругом от новых тревожных мыслей, и она неожиданно для себя оказалась в саду; при желтоватом свете электрической лампочки, падавшем из кухонного окна, она выполола все сорняки, собрала созревшие помидоры и даже проверила пальцем землю под посадками зелени, чтобы убедиться, что она не пересохла.

Выдернув последний сорняк, Пьета вернулась в дом. Все, что ей сейчас хотелось, — это завалиться спать, но беспокойство никак не покидало ее.

К тому же все будто сговорились, решив не дать ей уснуть. В ту минуту, когда мысли ее начинали путаться и она уже была готова провалиться в забытье, со двора доносился лай собаки или автомобильный сигнал, и она снова просыпалась, ворочаясь с боку на бок и силясь не открывать глаза.

Незадолго до рассвета она сдалась и нашла себе занятие: принялась складывать свитеры и перевешивать платья в комнате, превращенной в платяной шкаф. Как только она услышала гул Лондона, пробуждавшегося от сна перед новым рабочим днем, сразу натянула первые попавшиеся под руку джинсы и свободную трикотажную блузку с широким вырезом, повязала на шею яркую шелковую косынку и отправилась вверх по холму к Ислингтону и своей любимой французской кондитерской.

Накупив целую коробку миндальных рогаликов и липких лимонных кексов в сахарной глазури, она остановила черное такси и вернулась назад.

Когда автомобиль остановился, она заметила, что у ограды стоит какая-то незнакомая женщина, внимательно разглядывая их дом. Пытаясь не уронить коробку с рогаликами, Пьета порылась в карманах, расплатилась с водителем, а когда подняла голову, то увидела, что незнакомка не сдвинулась с места.

— Послушайте! Вы кого-то ищете? — Пьета покрепче прижала коробку к груди.

— Ты — одна из сестер с печальным именем? — в свою очередь осведомилась та.

— Я Пьета. — Ей показалось, что незнакомка окинула ее оценивающим взглядом, услышав ее имя. — А вы…

— Я Гаэтана Де Маттео, мама Микеле. Я пришла, чтобы повидать Катерину, если это удобно.

Теперь уже Пьета придирчиво осмотрела ее. Мамаша Микеле выглядела подтянутой и элегантной. На ней были облегающие джинсы и босоножки на высоких каблуках, а ее волосы выглядели так, будто их только что осветлили в дорогом салоне и уложили изящными волнами. Рядом с ней Пьета почувствовала себя замарашкой.

— А моя мама в курсе, что вы придете?

— Нет, и, если честно, я не уверена, что она захочет меня видеть. Но после того, что произошло, думаю, нам пора поговорить.

— Ну, тогда вам лучше зайти в дом. — Пьета показала ей коробку: — У меня здесь кексы и рогалики. Тут на всех хватит.

Мать в ту же минуту узнала Гаэтану. Сначала она удивилась, обнаружив, что та стоит на ступеньках крыльца, но потом посторонилась и пригласила ее войти.

— Мне так жаль, что с твоим мужем такое случилось. Надеюсь, с ним все будет в порядке, — начала Гаэтана, едва усевшись за кухонный стол.

Пьета сварила кофе и красиво разложила на блюде рогалики и лимонные кексы.

— Ему намного лучше, спасибо, — чуть натянуто ответила Кэтрин. — Не сегодня завтра его выпишут.

— Это хорошо. — Гаэтана взяла рогалик и чашку кофе, но не притронулась ни к тому ни к другому.

— Зачем ты пришла? — Пьету поразило то, как уверенно и спокойно прозвучал мамин голос. — Если затем, чтобы сказать, что Джанфранко хочет поговорить с Беппи, что сердечный приступ заставил его понять, что пришла пора искупить вину, то мне очень жаль, но уже слишком поздно.

— Нет, я пришла сюда не за этим, — сказала Гаэтана. — Я знаю, что вы с Беппи никогда его не простите, но может, хотя бы попытаетесь забыть? Нам бы не хотелось по-прежнему обходить стороной «Маленькую Италию», зная, что там подают самый лучший на свете zuppa di soffritto [33] . Может, и вы стали бы иногда заходить к нам и покупать наши сфольятелле, которые намного вкуснее этих французских круассанов. Все, о чем я прошу, — это чтобы мы забыли про взаимную ненависть и вели себя как цивилизованные люди, если случайно столкнемся на улице.

— К тебе, Гаэтана, у нас нет никаких претензий, — сказала мать. — Но ни я, ни Беппи не сможем забыть, что хотел сделать с нами твой муж.