Книга Школа двойников, страница 30 – Марианна Баконина

Лизавета не обратила внимания на «барскую похвалу» так же, как тремя минутами раньше пропустила «барский гнев».

Какое-то время они молча шли по Лиговке.

– Не могу понять, зачем я вам понадобился, – опять заговорил Игорь Кокошкин. Он, вероятно, был из породы болтливых знатоков человеческого сознания и подсознания.

– А я думала, вам Людмила Андреевна все рассказала, – воспользовалась домашней заготовкой Лизавета. Она сразу решила, что поразительная сговорчивость совершенно незнакомого и занятого человека не может быть беспричинной. Причина – предупредительный телефонный звонок однокурсницы.

– Ох уж эти мне журналисты, все время зрят в корень, – не растерялся печальный Кокошкин.

– И никак не могут заткнуть фонтан. – Лизавета решила не пояснять, какой именно фонтан.

– И начитанные, черт подери…

– Выпускники одной альма-матер, – пошла на мировую Лизавета. Пикировка мешает расспросам, а она все-таки встретилась с главой «Перигора», чтобы узнать как можно больше о его скрытном коллеге, о его друге-враге.

Приступить к допросу немедленно не получилось. Дорогу им преградил мастодонтистый желтый броневик – инкассаторы, почему-то в неурочный час, утром, приехали в банк с благостным названием «Покровский». Броневичок поставили на тротуаре, чтобы бравым охранникам в милицейской форме, бронежилетах и с автоматами было удобнее отбиваться от потенциальных налетчиков.

Один из стражников грозным взглядом остановил Лизавету, попытавшуюся проскользнуть в узенький проход между броневиком и стенкой дома. Далее последовал не менее грозный окрик:

– Куда прешь! Не видишь – деньги грузят! – Для вящей наглядности милиционер качнул дулом автомата.

Лизавета приостановилась и шепнула спутнику:

– Зачем они старательно делают вид, будто банк можно ограбить без сговора с охраной?

– Вот за это вас и называют злюкой. Банки и просто так грабят…

– У вас неполная информация. Я чуть ли не ежедневно читаю сводки ГУВД. Там все время сообщают об ограбленных банках. И что получается – как ограбление банка, так какая-нибудь замечательная несуразность. – Лизавета назидательно подняла пальчик. – Великое мошенничество – обманом выманили сорок тысяч долларов, в обмен подсунули куклы из российских рублей! Вы меняли хоть раз пусть даже десятку в банке?

Психолог Кокошкин согласно кивнул. Осторожно придерживая Лизавету за локоть, он повел ее в обход броневика, по проезжей части.

– Наверняка вашу жалкую десятку, я уж не говорю о стодолларовой купюре, обнюхивали и так, и этак, и ультрафиолетом подсвечивали, и пальцем «плечо президента» поглаживали. И все эти предосторожности вокруг относительно небольшой, по банковским меркам, суммы. – Они вышли на тротуар, Лизавета освободила локоть и продолжила: – И вот появляется человек, намеренный получить сущий пустяк, сорок тысяч баков. Тут, естественно, все теряются и покорно принимают гору нарезанной бумаги. А потом бегут в милицию. Милиция возбуждает уголовное дело по факту мошенничества и включает описание этого потрясающего преступления в сводку. А я, прогрессивный журналист и по совместительству отрешенное от мира наживы и чистогана существо, ни разу не посещавшее храм злата, то бишь банк, должна возмущенно озвучить сей безрадостный факт. Вот тогда я буду добрая. Если же я позволю себе усомниться в лопоухости банковского кассира, то я злючка. Предпочитаю быть не лишенной здравого смысла злючкой.

Пока Лизавета разглагольствовала, психолог опять уцепился за ее локоток и помогал лавировать в людском потоке. Народу на Лиговке в этот час было довольно много.

– Вы логично рассуждаете, – похвалил девушку Кокошкин.

– Спасибо. Приходите еще, у меня много таких историй. Но я собиралась говорить не об этом. – Лизавета испытующе посмотрела на психолога, тот тонко улыбнулся. – Как сказала вам Людмила Андреевна, меня интересует ваш однокашник.

Кокошкин снова прозрачно улыбнулся и продолжал молчать. Ждал, когда она назовет имя.

– Ваш коллега Олег Целуев…

– Целуев… Сложная личность… – многозначительно произнес психолог и опять умолк.

– Я слышала, люди вашей профессии страшно любят рисовать психологические портреты. Может, попробуете? Тем более что Целуев был вашим другом.

Игорь Кокошкин вздохнул и оттопырил нижнюю губу, отчего лицо его, и раньше отмеченное печалью, стало совсем унылым.

– Вы рассуждаете, как обыватель. Говорить о друзьях и близких с профессиональной точки гораздо труднее. За время общения глаз «замыливается». К тому же мы, психологи, тоже люди и отнюдь не «всегда на работе». Хирурги стараются не оперировать родственников, следователю и судье дают отвод, если подозреваемый или обвиняемый его друг. А мы из другого, что ли, теста?

– Хорошо, – не стала спорить Лизавета, – тогда расскажите о нем просто как друг.

– Правильный ход: не настаивать, а искать обходной маневр. – Он опять помог ей увернуться от столкновения. На этот раз они чуть не врезались в маленького сизоносого мужичка с огромной тачкой.

– Это вы только что сказали, что вовсе «не всегда на работе»?

– Еще более грамотно – обходной маневр и атака с тыла.

– Я разрешаю вам нарисовать мой психологический портрет, но после того, как поведаете все, что знаете о Целуеве.

Психолог опять вздохнул:

– Да нечего рассказывать. Он – то, что в романах русских классиков именуется словом «подлец».

– Даже так?

– Ладно, извольте… Только сначала присядем, я не умею вести серьезные разговоры на ходу.

Он огляделся и заметил кафе. Вернее, киоск, внутри которого стояли два столика из литой пластмассы и шесть стульев. Подают в подобных заведениях безалкогольные и горячительные напитки, кое-где имеются электрочайники или электросамовары. Тогда в ассортименте появляются растворимый кофе и чай из пакетиков.

– Что будете пить? – галантно поинтересовался психолог.

– Яблочный сок, если его нет – минералку.

Кокошкин пошел к стойке и вернулся с двумя бутылками французской воды «Эвиан». Протянул одну Лизавете.

– Стаканы – только для горячительных напитков, воду следует пить из горлышка.

Все-таки тонкий вкус и дорогостоящие замашки рано или поздно погубят отечественную торговлю. В невзрачном уличном заведении подавали привезенную из самой Галлии «Эвиан» и знать не хотели родную, кондовую «Полюстровскую».

– Вы употребили слово «подлец».

– Да! А как еще можно назвать человека, который женится на связях и привилегиях и бросает жену – к тому времени больную, – потому что связи перестали работать?

– Никак, – охотно ответила на риторический вопрос Лизавета.

– А как можно назвать человека, который способен оклеветать друга, ну пусть не друга, приятеля, лишь бы пробиться в аспирантуру? Или человека, который не отдает долги?