Книга Возвращение мертвеца, страница 25 – Лилит Сэйнткроу

– У воина должен быть меч, Данио-сан. Меч – это честь воина.

«Так и думала, что ты это скажешь».

– После боя мне понадобится меч. Если, конечно, ты сочтешь нужным мне его дать, старик.

Он засеменил к стойке с деревянными палками; покопавшись коричневыми пальцами в связке, вытащил оттуда две самые длинные. В предчувствии поединка мое сердце начало отбивать четкий ритм, глаза расширились, тело напряглось.

– Кажется, тебе нужно преподать урок хороших манер, – по-отечески мягко произнес Йедо.

Бросив мне палку, он сжал свою двумя руками и приготовился. Треск дерева, ударившего о дерево, разлетелся по всему додзё [3] .

Удар, резкий поворот, взмах, выпад, снова удар, полшага назад, выпад и удар, нацеленный в лицо, «я так не могу, он слишком быстр для меня»…

Звонкий удар дерева о дерево, Йедо концом палки ударил меня в живот, я отскочила назад. Затем оперлась на свою палку и совершила невероятный прыжок – Йедо едва успел увернуться, но я была начеку и вовремя подставила свою палку, когда он хотел нанести мне удар. Прыжок назад, палка за спиной – красивое зрелище, но ничего другого я придумать не смогла. С каждой атакой Йедо все больше загонял меня в угол, лишая возможности маневра, кружил вокруг меня, вынуждая все время вертеться. Я слышала хруст своего позвоночника – я двигалась со скоростью, невозможной для любого смертного; едва коснувшись ногами пола, я вновь взмывала в воздух. Изогнувшись, я снова приземлилась на татами и, сделав ложный выпад, нанесла удар – и наткнулась на палку Йедо. И снова дерево с визгом ударилось о дерево.

Двигаясь словно работающий пропеллер, я наносила Йедо удар за ударом, я задыхалась, я словно летала по воздуху. «Жива. Я жива». Холод смерти, воспоминания о призраке Кристабель постепенно уходили, смытые волной адреналина; каждая клетка моего тела словно начинала светиться. «Жива. Я взрослая, и я жива». Новый град ударов. Мы отскочили друг от друга; я медленно начала его обходить, он следил за мной. Затем, поскольку ни один из нас еще не совершил ошибки, мы изменили тактику – принялись совершать ложные выпады; сначала Йедо, затем я; он пытается усыпить мою бдительность, я пробую пробить его защиту. Замешкавшись на долю секунды, я получила чувствительный удар по пальцам; я отскочила назад и затрясла рукой, держа палку наготове. Из пальцев выступила красно-черная кровь и сразу исчезла, оставив после себя чистую золотистую кожу. Никак не могу к этому привыкнуть.

– Что тебя тревожит, Данио-сан? – спросил Йедо, остановившись и держа палку одной рукой.

Затем он сделал шаг вперед и внимательно взглянул на мою руку; я слегка отодвинулась.

– Призраки былого, друг мой, – чуть задыхаясь, сказала я. – Память об одной чертовой школе, она называлась «Риггер-холл».

Я никогда не рассказывала Йедо о «Риггере». Впрочем, я бы не удивилась, если бы выяснилось, что он и так все знает. Я пришла к нему брать уроки боевых искусств, как только закончила Академию, поскольку слышала, что он лучший; у Йедо я училась дольше всех учеников, за исключением, может быть, Гейб.

Он задумчиво кивнул, сверкнув раскосыми глазами; его лоб блестел от пота. Тогда я отважилась нанести пару ударов. Как хорошо, когда не надо все время отскакивать назад; люди чертовски хрупкие создания.

«Осторожнее, Дэнни. Все-таки ты еще человек». Я нацелилась Йедо в грудь. Если он дернется, я это сразу замечу. Мы закружили друг возле друга; последовала новая серия ударов. По спине ручьем стекали струйки пота. Я чувствовала себя прекрасно.

Я снова была «чистой».

– И этих своих призраков ты привела к Йедо, э? – одними губами усмехнулся он.

Здесь, в «пространстве спарринга», пощаде не было места.

– Ну и что, они же тебя не убьют, – огрызнулась я.

– Хм.

Йедо, непроницаемый, как всегда, пожал плечами.

Его одежды зашелестели, а голые пятки застучали по татами, когда он обрушил на меня град ударов. Мы обливались потом, он и я. «Двигайся, двигайся, двигайся!» – звучал в ушах голос Йедо. «Не думай, двигайся!»

Его палка затрещала, и в пронизанном солнцем воздухе раздался мой громкий крик. Конец моей палки находился в четверти дюйма от груди Йедо. От моего «киа!», казалось, содрогнулся весь дом. С крыши посыпалась труха.

– Неплохо, – проворчал Йедо.

В его устах это вполне могло сойти за похвалу.

– Пошли. Я приготовлю чай.

Вся в поту, усталая, держа палку одной рукой, я кивнула.

– Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-нибудь рвал некроманта на части, сэнсэй Йедо?

– Давно не видел. – Он стряхнул с рук мелкие щепки. – Идем выпьем чая. Поговорим.

Поставив палку на место, я прошла за Йедо в чистенькую кухню, выдержанную в зеленых и бежевых тонах. Через окно-фонарь лился мягкий вечерний свет. Йедо достал железный чайник, две чашки и свою знаменитую розовую банку «Хиро Кидай», в которой он хранил зеленый чай. Я едва сдержала улыбку. Старый ворчливый дракон любит маленькие розовые вещицы.

«Может быть, люди для него – тоже маленькие розовые вещицы».

К горлу подкатила тошнота, плечо пронзила жгучая боль.

– Итак.

Йедо налил в чайник воды и поставил его на огонь. Я уселась на низкое сиденье за столиком.

– Похоже, тебя вырвали из сна.

– Я не спала. Я вообще не сплю, – возразила я. – Я не общественный человек, только и всего. Я просто гоняюсь за преступниками.

Йедо пожал плечами. В сущности, он прав: бросаясь от одной охоты к другой, я в какой-то степени превращала себя в бездушную машину. Беспрестанно нагружаю себя работой, чтобы наконец-то уснуть и заглушить в себе боль. Когда-то мне это помогало, но теперь приходится с грустью признать, что машины из меня не получилось.

Халат старика сиял в лучах солнца. Я втянула в себя воздух комнаты – слабый запах человека и сильный, темный запах огня и какой-то глубокой норы, отверстия в земле, словно в забытом храме курятся благовония. Я не знала, кто такой Йедо, я никогда не слышала и не читала о подобных существах. Но он жил в Сент-Сити почти столько же, сколько и Абра; иногда я носила записки, которые они передавали друг другу; так, кое-какая информация. Я ни разу не видела, чтобы Йедо покидал свой дом или Абра – свою лавку. Интересно, откуда они вообще появились в городе? Ничего, когда-нибудь узнаю.

Приятно ощущать аромат, в котором нет запахов человека – отмирающих клеток, страдания, безысходного одиночества.

«Джафримеля больше нет», – подумала я, и меня пронзила острая боль.

– Что ты знаешь о Кристабель Муркок? Она у тебя училась?