Книга Наш маленький Нью-Йорк, страница 28 – Лора Брантуэйт

— Ну ты и дал, красавчик, — восхищенно пробормотала Кейси.

Эмили смотрела на парня в кожаной куртке.

— Он жив? — спросила она. Том усмехнулся:

— Ну я же не Терминатор!

Он присел на корточки, на всякий случай пощупал пульс — приложил пальцы к покрытой щетиной шее. Бьется. Ну и славно.

Он приподнял голову своего бывшего противника: нет, все нормально, даже крови нет — не расшибся, упав.

— С ним все хорошо. Сейчас придет в себя. Может, вызовешь полицию?

— Зачем? — изумилась Эмили.

— Чтоб меня арестовали за драку, — подколол ее Том. — Он же приставал к тебе. Или я что-то неправильно понял?

Эмили покраснела, наверное потому, что прочла в глазах Тома: он знает, что говорит.

— Да, но я не хочу давать делу ход.

— О, женщины! — воскликнул Том.

— Может, его вниз оттащить? — предложила благоразумная (или наученная жизнью) Кейси. — А ты чего с кастрюлей стоишь? — поинтересовалась она у Эмили.

Эмили перевела взгляд на тяжелую кастрюлю, которую все еще держала в руках, и скрылась в недрах квартиры.

— Давай помогу, — участливо предложила Кейси. — А то он очухается, станет требовать реванша…

— Какие ты слова знаешь! — покачал головой Том.

— А что? Я школу, между прочим, окончила в хорошистках! И когда-нибудь обязательно поступлю в колледж, — обиделась она.

Том еще раз покачал головой, но проникся к девчонке уважением: он чувствовал, что это не пустые слова, что она говорит это не для того, чтобы показаться лучше, чем есть. И хорошо. Дай ей Бог…

Она довольно ловко перекинула мягкую, как плеть, руку побитого незнакомца — Том уже поднял его, тот открыл глаза, но стоять без посторонней помощи не мог — через плечо и зашагала вниз.

— Как ты меня согрел, — хихикнула она между шестым и пятым этажами. — Давненько мне не бывало так жарко на работе.

— Вот и замечательно. С румянцем на щеках ты мне нравишься гораздо больше, чем синюшная.

— Спасибо за честность, — фыркнула Кейси. Видимо, слова Тома задели ее женскую гордость.

Им не представилось возможности договорить на эту тему: в разговор включился третий собеседник.

Побитый незнакомец неопределенно замычал, но попытки идти самостоятельно не сделал.

— Что, худо тебе? — поинтересовался Том. И откуда такой циничный сарказм? — Ничего, сейчас выйдешь, подышишь воздухом…

Они были на Четвертом, когда ожил лифт. Ожил со спецэффектами: Кейси дернулась и едва не выронила «пациента», когда где-то рядом, почти под ногами, раздался замогильный гул.

— Опа! Дальше поедем с комфортом! — усмехнулся Том.

Они дождались своей очереди — желающих «проехаться с комфортом» оказалось неожиданно много — и спустились вниз, как и подобает белым людям.

— Ты чего? — мутно спросил незнакомый — до сих пор! — парень, когда они загружались в лифт. — Вы чего? — повторил он, когда они прибыли на первый этаж.

— Мы — ничего пока что, — цыкнула на него Кейси. — А ты будешь нарываться, еще раз пристанешь к его девушке… — Она многозначительно ткнула в Тома пальчиком с длинным ногтем, выкрашенным в фиолетовый.

А, вот к чему боа!

Парень отмахнулся с видом человека, которому сильно не до того. Кажется, Том похоронил в себе звезду ринга.

Они вывели парня на улицу. Он изъявил желание посидеть на ступеньках.

— Ты правда с ней живешь? — уточнил он напоследок.

— Да. — Том усмехнулся. И ведь чистая же правда!

Парень ничего не ответил. Он был похож уже не на арабского жеребца, а на пьяного человека, которому к тому же дали по башке. Алкоголем от него не пахло, впрочем, кто его знает…

— Держись от нее подальше, — сказал он. Настолько искренне, насколько можно быть искренним, произнося шаблонную фразу.

Уже в лифте Том бросил взгляд на Кейси. У нее налицо были признаки смущения, что, мягко говоря, очень нетипично для девушки с панели.

— Что такое? — спросил он.

— Ну… — Она замялась. — Ты хочешь втроем? — И покраснела, что совсем уж из ряда вон.

— Что — втроем? — не понял Том. То есть понял, но не сразу. Когда понял, то и сам ощутил, как щеки потеплели от прилива крови.

Образ, мгновенный, как будто освещенный вспышкой молнии, образ чего-то запретного…

Нет, если честно, «втроем» он не хотел бы, даже если бы была возможность. Но вот оказаться с Эмили тет-а-тет в спальне…

Фантазия родилась так же быстро, но не исчезла в тот же миг, согрела его теплым розовым светом, прежде чем неохотно раствориться в мыслях. Осталось тягучее ощущение в паху.

— Нет, — отрезал Том.

— А как же тогда? — удивилась Кейси. — Чтобы мы с тобой, а девушка просто смотрела?

Дверь открылась.

Том перехватил изумленный взгляд Эмили. Изумление мешалось с отчаянной злостью.

— Нет, — повторил он. Естественно, на него повлияло внезапное появление Эмили, но… Как бы там ни было, это «нет» прозвучало не так уверенно, как предыдущее.

— А что же тогда? — игриво поинтересовалась Кейси.

— Разберемся, — буркнул Том. Он смотрел в глаза Эмили. Она стояла на пороге уже без кастрюли, но такая же смятенная и взъерошенная.

Тому казалось, что происходит что-то очень серьезное — и плохое, а он недопонимает что.

— Так мы войдем или как? — просто спросила Кейси.

Том готов был поспорить, что, если бы Эмили была волчицей, шерсть у нее встала бы дыбом по всей линии от затылка до… до хвоста. Волчицам положен хвост.

Еще он не понимал, почему его никто не спешит отблагодарить за сделанное дело. Все-таки он дрался за честь той самой женщины, что сейчас каменным изваянием стоит на его пути в дом.

— Может, ты нас представишь? — натянуто спросила Эмили.

— Эмили, это Кейси. Кейси, это Эмили.

Эмили так же напряженно, неестественно кивнула и удалилась. Кейси бодро шагнула за порог, повиливая бедрами. Тому показалось, что между ними завязалась странная игра. Между ними — это между ней и Эмили.

— Как там Роберт? — спросила Эмили из кухни.

Спросила делано будничным тоном. Будто это в порядке вещей, чтобы Том кого-то избивал.

Том стиснул челюсти. Ощутил на скулах игру желваков.

— Ах, его зовут Роберт! Надо же! А почему ты нас не представила? — Он махнул Кейси рукой — мол, проходи в гостиную, — а сам остался у входа в кухню, оперся о дверной косяк спиной. Он нарочно сохранял расслабленную позу. И нелегко это ему давалось, ох нелегко!