Книга Девушка, которая взрывала воздушные замки, страница 106 – Стиг Ларссон

— И?

Соня Мудиг снова посомневалась.

— Журнал сообщает, что премьер-министр встречался с руководителем СЭПО и его сотрудником для обсуждения общих вопросов.

— Там было какое-то имя?

— Да. Э. Гульберг.

Микаэль почувствовал, что кровь прилила к голове.

— Эверт Гульберг, — произнес он.

В лице Сони Мудиг отразилась решительность. Она кивнула, потом встала и ушла.

Все еще сидя в кафе «Мадлен», Микаэль Блумквист достал анонимный мобильный телефон и забронировал авиабилет в Амстердам. Самолет вылетал из аэропорта Арланда в 14.50. Микаэль дошел до магазина мужской одежды «Дрессманн» на Кунгсгатан и приобрел чистую рубашку и смену белья, потом завернул в аптеку, где купил зубную щетку и туалетные принадлежности. Все время проверяя, нет ли слежки, он добежал до отправлявшегося в аэропорт экспресса и оказался в Арланде, имея в запасе десять минут.

В 18.30 Микаэль уже снял номер в обшарпанной гостинице в квартале красных фонарей, примерно в десяти минутах ходьбы от центрального вокзала Амстердама.

Примерно два часа он посвятил тому, чтобы определить местонахождение в Амстердаме генерального консула Швеции и около девяти часов вечера сумел-таки связаться с ним по телефону. Используя весь свой дар убеждения, Микаэль всячески подчеркивал, что у него дело первостепенной важности, которое ему необходимо обсудить без промедлений, и в конце концов добился от консула согласия на встречу в воскресенье утром в десять часов.

После этого Микаэль вышел на улицу и слегка перекусил в ресторане неподалеку от гостиницы. Около одиннадцати он уже спал.

Генеральный консул Бертиль К. Янерюд, угощавший гостя кофе у себя в апартаментах, особой разговорчивостью не отличался.

— Ну… Что же потребовало такой срочности?

— Александр Залаченко. Русский невозвращенец, перебежавший в Швецию в семьдесят шестом году, — сказал Микаэль, протягивая ему записку Фельдина.

Янерюд явно растерялся. Он прочел письмо и аккуратненько отложил его в сторону.

В последующие полчаса Микаэль объяснял, в чем состоит проблема и почему Фельдин написал это письмо.

— Я… я не имею права обсуждать это дело, — сказал под конец Янерюд.

— Нет, имеете.

— Нет, обсуждать его я могу только перед конституционной комиссией Риксдага.

— Весьма вероятно, что такой случай вам представится. Но в письме говорится, что вам следует привлечь свое здравомыслие.

— Фельдин — порядочный человек.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. К тому же я не собираю информацию о вас или о Фельдине. Не надо выдавать мне никаких военных тайн, которые, возможно, раскрыл Залаченко.

— Я никаких тайн не знаю. Я даже не знал, что его звали Залаченко… Мне он известен только под псевдонимом.

— Под каким?

— Его называли Рубен.

— О'кей.

— Я не имею права это обсуждать.

— Нет, имеете, — повторил Микаэль, усаживаясь поудобнее. — Дело в том, что вся эта история вскоре станет достоянием общественности. И когда это произойдет, СМИ либо уничтожат вас, либо охарактеризуют как порядочного государственного чиновника, сделавшего в отвратительной ситуации все, что от него зависело. Ведь Фельдин поручил вам роль посредника между ним и теми, кто занимался Залаченко. Это мне уже известно.

Янерюд кивнул.

— Расскажите.

Янерюд молчал почти целую минуту.

— Никакой информации мне никогда не сообщали. Я был молод… и не знал, что с этим делать. Мы с ними встречались приблизительно дважды в год, пока это было актуально. Мне сообщали, что Рубен… Залаченко жив и здоров, что он сотрудничает и выдает бесценную информацию. В детали меня никогда не посвящали. Да мне они были и ни к чему.

Микаэль ждал.

— Раньше перебежчик действовал в других странах и ничего не знал о Швеции. Поэтому для политики национальной безопасности он особого значения не имел. Я пару раз информировал премьер-министра, но сказать мне чаще всего бывало нечего.

— О'кей.

— Они всегда говорили, что его используют традиционным образом и что получаемую от него информацию пускают по нашим обычным каналам. Что мне было говорить? Если я спрашивал, что это означает, они улыбались и отвечали, что это выходит за рамки моего уровня. Я чувствовал себя идиотом.

— Вы никогда не задумывались над тем, что все это мероприятие организовано как-то неправильно?

— Нет. Ничего неправильного в нем не было. Я исходил из того, что СЭПО знает, что делает, имеет необходимые наработки и опыт. Но я не имею права обсуждать это дело.

К тому времени Янерюд уже в течение нескольких минут его обсуждал.

— Все это не имеет значения. Сейчас важно только одно.

— Что?

— Имена людей, с которыми вы встречались.

Янерюд посмотрел на Микаэля вопросительно.

— Люди, курировавшие Залаченко, сильно превысили все мыслимые полномочия. Они занимались грубой криминальной деятельностью и должны стать объектом предварительного следствия. Поэтому-то Фельдин и послал меня к вам. Он не знает имен, ведь встречались с ними вы.

Янерюд заморгал и сжал губы.

— Вы встречались с Эвертом Гульбергом… он был главным.

Янерюд кивнул.

— Сколько раз вы с ним виделись?

— Он присутствовал на всех встречах, кроме одной. За те годы, что Фельдин был премьер-министром, мы встречались раз десять.

— Где вы встречались?

— В вестибюле какой-нибудь из гостиниц. Чаще всего в «Шератоне», однажды в «Амарантен» на Кунгсхольмене и несколько раз в пабе «Континенталя».

— А кто еще участвовал во встречах?

Янерюд растерянно заморгал.

— Это было так давно… я не помню.

— Попытайтесь вспомнить.

— Фамилия одного была… Клинтон. Как американского президента.

— Имя?

— Фредрик Клинтон. С ним я встречался четыре-пять раз.

— О'кей… еще?

— Ханс фон Роттингер. С ним я был знаком через свою мать.

— Через вашу мать?

— Да, она знала семью фон Роттингер. Ханс фон Роттингер был приятным человеком. Пока он вдруг не появился на встрече вместе с Гульбергом, я представления не имел о том, что он работает в СЭПО.