
Онлайн книга «Девушка, которая взрывала воздушные замки»
Она уже измерила вентилятор в окне и убедилась, что голова сможет пройти, но с остальными частями тела, пожалуй, возникнут проблемы. От земли ее отделяло три этажа, но разорванные простыни и трехметровый удлинитель от торшера смогли бы эту проблему решить. Шаг за шагом она обдумывала план. Еще одну трудность составляла одежда. На Лисбет были трусы, больничная ночная рубашка и выданные ей пластиковые шлепанцы. Также имелись двести крон, полученные от Анники Джаннини для покупки сладостей в больничном киоске. Этого могло хватить, во-первых, на приобретение в магазине «секонд-хенд» дешевых джинсов с футболкой, при условии, что она сумеет найти в Гётеборге «секонд-хенд», а во-вторых, на телефонный разговор с Чумой. А там уже все устроится. В течение нескольких суток после побега она собиралась улететь в Гибралтар, а потом начать новую жизнь под новым именем в какой-нибудь другой части мира. Андерс Юнассон приветственно кивнул и опустился на стул для посетителей. Лисбет села на край кровати. — Здравствуй, Лисбет. Прости, что в последние дни не успевал тебя навещать, но у меня творилось что-то жуткое в отделении неотложной помощи, да еще меня назначили руководителем двух молодых врачей. Лисбет кивнула. Она вовсе не думала, что доктор Андерс Юнассон должен специально приходить ее навещать. Он взял ее журнал и стал внимательно изучать температурные кривые и порядок лечения препаратами, в ходе чего отметил, что температура постоянно держится между 37 и 37,2 и что за прошедшую неделю ей ни разу не давали таблеток от головной боли. — Твоим врачом является доктор Эндрин. Вы с ней ладите? — Она ничего, — ответила Лисбет без особого энтузиазма. — Не возражаешь, если я тебя осмотрю? Она снова кивнула. Достав из кармана ручку с фонариком, он наклонился и посветил ей в глаза, чтобы проверить, как сжимаются и расширяются зрачки, попросил ее открыть рот и осмотрел горло. Потом осторожно взял ее руками за шею и несколько раз повернул в разные стороны голову. — Затылок не болит? — спросил он. Она помотала головой. — А как обстоит дело с головной болью? — Иногда дает о себе знать, а потом проходит. — Процесс заживления еще продолжается. Головные боли постепенно сойдут на нет. Волосы у нее по-прежнему были очень короткими, и, чтобы нащупать шрам над ухом, ему требовалось лишь отогнуть в сторону маленький вихор. Шрам заживал хорошо, но на ране еще сохранялась корочка. — Ты снова расчесала рану. Прекрати это. Она кивнула еще раз. Он взял ее за левый локоть и поднял руку. — Можешь поднять руку самостоятельно? Она вытянула руку вверх. — Плечо болит или доставляет какие-нибудь неприятные ощущения? Она помотала головой. — Тянет? — Чуть-чуть. — Думаю тебе надо побольше тренировать мышцы плеча. — Когда сидишь взаперти, это трудно. Он улыбнулся: — Это не навсегда. Ты делаешь упражнения, как велит терапевт? Она опять ответила кивком. Он достал стетоскоп и ненадолго прижал его к собственной руке, чтобы согреть. Потом сел на край кровати, расстегнул ее ночную рубашку, послушал сердце и смерил пульс. Затем попросил ее нагнуться вперед, приставил стетоскоп к спине и послушал легкие. — Покашляй. Она покашляла. — О'кей. Можешь застегнуть рубашку. С медицинской точки зрения ты более или менее восстановилась. Лисбет кивнула. Она ожидала, что теперь он встанет и пообещает заглянуть через несколько дней, но он остался сидеть и довольно долго сидел молча, казалось, над чем-то размышляя. Лисбет терпеливо ждала. — Знаешь, почему я стал врачом? — вдруг спросил он. Она помотала головой. — Я из рабочей семьи. Мне всегда хотелось стать врачом. Мальчишкой я собирался быть психиатром. Я был жутко умным. Как только он упомянул слово «психиатр», Лисбет вдруг посмотрела на него с пристальным вниманием. — Но я не был уверен, что осилю занятия. Сразу после окончания гимназии я выучился на сварщика и примерно год проработал в этом качестве. Он кивнул, словно хотел подтвердить, что все так и было. — Я считал хорошей идеей иметь что-то в запасе на случай, если не сумею завершить медицинское образование. Между сварщиком и врачом не такая уж большая разница. В обоих случаях приходится что-то чинить. Вот теперь я работаю в Сальгренской больнице и чиню таких, как ты. Она нахмурила брови, с подозрением подумав, уж не подтрунивает ли он над ней. Но вид у него был совершенно серьезный. — Лисбет… я хотел бы знать… Он так надолго замолчал, что Лисбет уже готова была спросить, что ему надо, но сдержалась и терпеливо ждала. — Я хотел бы знать, не рассердишься ли ты, если я попрошу разрешения задать тебе личный вопрос. Я хочу задать его как частное лицо. То есть не как врач. Я не стану записывать твой ответ и обещаю ни с кем его не обсуждать. Если не захочешь, можешь не отвечать. — Что? — Это неделикатный и личный вопрос. Она посмотрела ему в глаза. — С тех пор как тебя в двенадцать лет заперли в больнице Святого Стефана в Упсале, когда какой-нибудь психиатр пытается с тобой поговорить, ты отказываешься отвечать даже на обращение. Почему? Глаза Лисбет Саландер немного потемнели. Две минуты она просто смотрела на Андерса Юнассона ничего не выражающим взглядом и молчала. — Почему тебя это интересует? — в конце концов спросила она. — Честно говоря, сам толком не знаю. Думаю, что я пытаюсь кое в чем разобраться. Ее рот слегка скривился. — Я не разговариваю с психдокторами, потому что они никогда не слушают то, что я говорю. Андерс Юнассон кивнул и внезапно рассмеялся. — О'кей. Скажи мне… что ты думаешь о Петере Телеборьяне? Андерс Юнассон произнес это имя так неожиданно, что Лисбет почти вздрогнула. Ее глаза заметно сузились. — Какого черта, ты задаешь двадцать вопросов! Что тебе надо? Ее голос вдруг стал сухим и жестким, как наждачная бумага. Андерс Юнассон склонился к ней так близко, что почти вторгся на ее личную территорию. — Потому что… как ты там выразилась… психдоктор по имени Петер Телеборьян, довольно известный в моей профессии человек, за последние дни дважды настойчиво добивался от меня разрешения тебя посетить. |