Онлайн книга «Король-Провидец»
— Что? — удивленно спросила Жакоба. — Извини, — сказал я, отвернувшись от гор и смерти, которую они олицетворяли. Внезапно я осознал, что Жакоба совсем рядом со мной. Ее губы слегка приоткрылись, дыхание было теплым и нежным. Казалось уместным поцеловать ее, что я и сделал. Ее руки на мгновение замерли у меня на плечах, затем скользнули под мой плащ и потянули к себе. Я поцеловал ее снова — очень долгим поцелуем. — Я вернулся, — прошептал я. Каким-то образом она поняла, или сделала вид, что поняла. — Это очень хорошо. Я распахнул плащ, чтобы он накрывал нас обоих, и мы обнимали друг друга: я стоя, а она сидя на ветке. Долгое время мы не двигались. Я снова поцеловал ее, и она обвила меня ногами, заключив в другое объятие. Оно было теплым и призывным. Я почувствовал, как дух взыграл во мне. Жакоба неожиданно хихикнула. — Что тут смешного? — спросил я. — Эта статуя. Я взглянул на статую в сгущавшихся сумерках и порадовался тому, что уже почти стемнело. Стыдливость не принадлежит к числу моих добродетелей, однако я все-таки вырос в благопристойной семье. Скульптура изображала Сатира, занимавшегося любовью с Нимфой. Он поднимал ее над землей, поддерживая за ягодицы, а она обвивала ногами его поясницу. На обеих лицах застыло выражение козлиной похоти. — Что в ней смешного? — Просто я сразу же поняла, что скульптором был мужчина. — Откуда ты знаешь? — поинтересовался я. — Конечно, сцена очень откровенная и детали переданы достоверно, но... — Ах, мой очаровательный юный кавалерист, тут-то ты ошибаешься. Совсем не достоверно. — Почему же? — Мужчины не такие сильные, — пояснила Жакоба. — Если кто-нибудь, даже сатир, попытается заняться любовью подобным образом, он обязательно упадет и потащит женщину за собой. — Ага, — пробормотал я. — Не кажется ли тебе, что лучше говорить о том, что знаешь сама, чем вдаваться в беспочвенные рассуждения? — Докажи, что я ошибаюсь, — предложила она. — Но только если рана на твоей ноге уже зажила. — Кое-что у меня поправилось, но только не нога, — прошептал я. Мои руки скользнули под ее плащ и приподняли ее тунику. Ее маленькие груди с твердыми, острыми сосками легли мне в ладони. Я сжал их, ища губами ее губ, и впился поцелуем в шелковистую коже ее шеи. Она часто задышала мне в ухо. Жакоба носила нечто вроде пояса с чулками. Ее пальцы расстегнули застежки и стащили его вниз, а затем принялись возиться с пуговицей моих штанов. Я провел обеими руками по ее бокам, потом по животу. Она тихо застонала от удовольствия. Я подсунул руки под ее бедра и снял ее с ветки. Ее рука направляла мой член. Одним резким движением я глубоко вошел в нее; она вздрогнула и подавила крик, зарывшись лицом в меховой воротник моего плаща, а в следующее мгновение я излился в нее. Казалось, мы могли стоять так целую вечность. — Ты схитрил, — прошептала она. — Ты опирался о ветку. Так оно и было. Я прижимал ее к стволу дерева, когда наши тела слились в одно целое. — Ты все еще не доказал свою правоту, — лукаво заметила она. Не отпуская Жакобу, я отнес ее в сторону и медленно опустился на колени. Она легла на свой плащ, а мой послужил одеялом. Я ощутил, как силы возвращаются ко мне, и начал двигаться в ней. Ее ноги обвили мою спину, она помогала мне резкими толчками бедер, вращая тазом. Когда мы вернулись во дворец, было уже очень поздно. К моему огромному облегчению, нам никто не встретился, ибо наш вид говорил сам за себя — повсюду налипли мокрые листья, одежда покрыта пятнами в самых очевидных местах. Я вернулся из темного царства смерти и льда. На следующее утро я зашел к Тенедосу, собираясь извиниться за то, что не выказал надлежащего энтузиазма по поводу нашего вызова в Никею. — А вот и тот самый человек, за которым я собирался послать, — сердечно произнес он, прежде чем я успел открыть рот. — Скажи, мой бедный Дамастес, ты чувствуешь себя больным? — Вовсе нет, сэр. — Полно, меня не проведешь. Твоя болезнь действительно ужасна, и один из ее признаков заключается в том, что больной не осознает своего состояния. Заметив озорную улыбку на его лице, я помедлил с ответом. Я начинал привыкать к его странной манере общения. — Значит, я болен, сэр. Что дальше? — Садись, я объясню. Как ты думаешь, что произойдет после нашего прибытия в Никею? Я ненадолго задумался. — Извините, сэр, если мой ответ покажется вам глупым, но я полагаю, что Совет Десяти хочет выслушать наши показания по поводу недавних событий. — Разумеется. Об этом они говорят в своих посланиях. А что дальше? — Судя по тому, что я слышал от вас, сэр, они хотят покорить Спорные Земли, а потому воспользуются вашими словами как предлогом для решительных действий. Думаю, они мобилизуют армию, и как только Период Росы позволит вести военную кампанию, вторгнутся в Кейт. Что же касается нас с вами... думаю, я вернусь служить в свой полк, а вы будете заниматься тем, чем пожелаете. — Давай ненадолго забудем о нас и вернемся к предыдущему вопросу. До сегодняшнего утра я согласился бы с тобой относительно намерений Совета Десяти, но недавно я завтракал с домициусом 20-го полка Тяжелой Кавалерии. 20-й полк, 17-й Уланский и 10-й Гусарский были тремя элитными подразделениями, обеспечивавшими сохранение мира на границе с Кейтом. — Я полагал, что его немедленно известят о подобной акции, — продолжал Тенедос. — Или я все еще не разбираюсь в армейских порядках? — Нет, сэр, вы правы. Разумеется, Совет Десяти направил бы ему конфиденциальное сообщение, так как его полк должен быть одним из первых, выдвинутых на острие атаки. Если бы я планировал военную кампанию, я бы использовал уланов для прорыва через Сулемское ущелье и направил 20-й полк удерживать его, чтобы войска с равнин могли войти в Кейт с наименьшими потерями. — Так вот, он ничего не слышал. Я деликатно намекнул ему на такую возможность, и он был весьма удивлен тем, что его не поставили в известность... особенно учитывая наше недавнее возвращение. Во мне всколыхнулся гнев. — Вы хотите сказать, что Совет Десяти не собирается ничего предпринимать? — Боюсь, именно это и может случиться. Разумеется, они выразят свое крайнее возмущение, а затем пошлют угрожающую дипломатическую ноту, которой ахим Фергана подотрет себе задницу, и жизнь будет продолжаться. — Сукин сын! — вырвалось у меня. |