Книга Призыв мертвых, страница 60 – Джеймс Баркли

— Ну, это можно понимать по-разному. То ли я пытаюсь вызвать сочувствие к своему печальному положению, то ли ищу возможность избежать разговора, ради которого ты ко мне пришел.

— Понятно, — сказал Ардуций, чувствуя неловкость. Это было еще одно умение, имевшееся в арсенале у Оссакера.

— Я не хотел расстраивать Эстер. Никогда не хотел.

— Значит, это был ты?

— И не надо быть провидцем, чтобы понять, куда она пойдет потом.

— Ну это очевидно. Но она была вся красная. Ты и вправду ее расстроил. Зачем?

Оссакер пересек классную комнату и сел на один из дюжины стоявших на мраморном полу стульев с высокими спинками.

— Потому что никто, по-видимому, не понимает, что нас просто дрессируют как животных. Обучают с одной целью — бросить в мясорубку войны. Без тени мысли о будущем. Поэтому я говорил ученикам, что они должны в первую очередь оттачивать и совершенствовать целительские и тому подобные навыки. Если разразится война, каждый должен будет вносить свой вклад в общее дело, но на войне нужны не только солдаты. Мы можем спасать людей, облегчать их страдания, способствовать приплоду и урожаю, чтобы не возникло голода. Но я не желаю, чтобы наши руки, как это уже было когда-то, обагрились кровью. На этот счет мое мнение неизменно.

Ардуций задумчиво покусал нижнюю губу и присел рядом с Оссакером.

— Не знаю, что и сказать, Осси.

— Ты мог бы согласиться со мной. — Оссакер улыбнулся и подмигнул.

— Ты знаешь, это не так просто. — Ардуций поерзал, чувствуя себя неловко. — Мы не можем позволить себе нажить врага в лице Адвоката. Особенно сейчас… да и вообще, когда бы то ни было.

— Значит, ты готов обучать наших Восходящих убивать, лишь бы она продолжала улыбаться?

— Боже Всеобъемлющий, сколько раз мы это пережевывали?

— Очевидно, недостаточно. — От улыбки Оссакера осталось лишь воспоминание. Он держался натянуто, и Ардуций видел, как напряженное состояние отражалось на его жизненной карте мерцанием и хаотическими переливами цветов. — Потому что никто из вас не понимает, что именно здесь происходит.

— А мне кажется, что все мы как раз понимаем, что происходит, — возразил Ардуций. — Просто один из нас отказывается с этим согласиться.

— Проклятье, совершенно верно. Я отказываюсь! — Голос Оссакера сорвался и перешел на крик.

— Твоя беда в том, что ты возомнил себя неприкасаемым. Вообразил, будто можешь послать Эрин так далеко, как тебе хочется, потому что ты Восходящий. А если она вышвырнет тебя, не даст тебе больше преподавать, где ты тогда будешь?

— А твоя беда в том, что ты позволяешь, чтобы нас использовали в качестве оружия, хотя мы рождены совсем не для этого. Если бы все мы как один стояли на этом, ей пришлось бы уступить. И она не может отнять у меня возможность обучать.

— Не может? Оссакер, тебе придется орать во всю глотку, чтобы докричаться до учеников из темницы.

— Она не сделает этого. Она не осмелится.

— Сохрани меня Бог! — Ардуций хлопнул по подлокотникам своего кресла, встал и отошел на несколько шагов, чтобы успокоиться. — Как ты можешь быть таким наивным?

— Я не наивен.

— Осси, по части умственных способностей ты стоишь всех нас, вместе взятых. Твоя честность восхищает, твоя принципиальность служит для всех примером. Но нельзя позволять даже самым высоким принципам застить себе глаза. «Осмелится»? Она — Адвокат, она может делать все, что считает нужным. И тебе пора бы начать понимать, что именно она считает нужным и почему.

— Например?

Ардуций закусил губу, чтобы сдержаться и не врезать Оссакеру за его идиотскую воинственность.

— Например, понять, что она пойдет на все, чтобы сохранить целостность Конкорда. Она пожертвует кем угодно, любым, кто может помешать. Она использовала нас в последнюю войну, даже зная, что это восстановит против нее канцлера. И она приняла нас под свое покровительство, поскольку сочла, что возможность применения нашего потенциала во всех областях стоит такого разлада. Но если мы повернемся спиной к ее требованиям сейчас, во время величайшей необходимости, как по-твоему, что она сделает?

— Мы должны быть готовы умереть за наши убеждения, — объявил Оссакер.

— Но не разбрасываться нашими жизнями ради упрямства. Восходящие должны быть готовы к тому, что от них потребуют. Обязательно потребуют.

— Я не потерплю, чтобы ты затыкал мне рот, Ардуций.

— Тогда ты будешь отстранен от проведения занятий и вообще от контакта с проявившимися Восходящими.

— У тебя нет никакого права… — вспыхнул Оссакер.

— Когда я вижу, как мой брат балансирует на краю пропасти, то думаю, у меня есть все права, — оборвал его Ардуций. — И Эстер поддержит меня. Не заставляй нас так поступать. Я не прошу тебя обучать их чему-то, кроме искусства Объявляющего Боль. Только не забивай им головы своей риторикой. Ты нас всех утянешь вниз.

— Вниз? — Лицо Оссакера выражало презрение. — Ты не можешь упасть ниже, брат. Ты такой же лизоблюд Адвоката, как любой из ее консортов.

— Я лишь делаю то, что просит меня мой Адвокат, — осторожно промолвил Ардуций.

— А если она попросит у тебя молнию, чтобы испепелить ее врагов, а потом бурю, чтобы смыть их кровь с полей смерти, ты сделаешь это?

Оссакер смотрел на него в упор, с такой страстью и с такой яростью, что на какой-то момент невозможно было поверить, что он слеп. Ардуций знал, что Оссакер сможет увидеть уверенность в его ауре. И все же он с трудом возвысил голос, чтобы не шептать.

— Если это удержит наших врагов от ворот Конкорда — да, я сделаю это.

— Я знал это. Печально видеть, как столь сильный человек проявляет такую слабость. Хрупкие кости, хрупкая воля.

Ардуций вздрогнул и почувствовал укол боли, словно ему нанесли удар. Оссакер опустил взгляд.

— Прости, Арду. У меня сорвалось. Я этого не хотел.

— А чего же ты хотел, Оссакер?

— Я ду…

— Я думаю, ты сказал достаточно для одного дня. — Ардуций повернулся, чтобы уйти, но уже по пути к двери ему вдруг пришла в голову мысль, которую он не мог не высказать. — Осси, ты мой лучший друг, ты мой брат, и я люблю тебя. Но уже несколько дней ты подвергаешь мою привязанность горькому испытанию. Неужели ты, весь такой мудрый и правильный, воображаешь, что я не буду сокрушен и раздавлен, если от меня, как от Восходящего, потребуется убивать кого-то ради Конкорда? Неужели ты думаешь, будто меня не мучают кошмары из-за того, что мы натворили в тот день в Атреске? Однако если придется совершить меньшее зло, чтобы избежать большего, я сделаю это. И так же должен поступить ты.

Ты знаешь, я ненавидел Гориана, когда он насмехался над твоей слепотой. Но помню, как-то раз он сказал, что ты слеп не только снаружи, но и внутри. Тогда я его не понял. А теперь вот думаю: не был ли он тогда прав?