
Онлайн книга «Робин Гуд»
За несколько дней до исчезновения бедного Уилла барон Фиц-Олвин сидел в одной из комнат своих личных покоев, а напротив него расположился маленький старичок в роскошном платье, сплошь украшенном золотым шитьем. Если бы богатство могло состоять в уродстве, то мы бы сказали, что гость барона был необычайно богат. Судя по его лицу, этот щеголеватый старик был намного старше барона, но он, казалось, и не вспоминал о своем возрасте. Похожие на старых морщинистых и гримасничающих обезьян, они вполголоса беседовали, и по тому, как каждый из них хитрил и льстил другому, было видно, что они пытаются прийти к соглашению по какому-то важному для них обоих вопросу. — Вы уж очень суровы со мной, барон, — сказал уродливый старик, качая головой. — Богом клянусь, нет, — живо возразил лорд Фиц-Олвин, — я стараюсь обеспечить счастье своей дочери, вот и все, и прошу вас верить, дорогой сэр Тристрам, что у меня нет никаких задних мыслей. — Я знаю, что вы хороший отец, Фиц-Олвин, и что счастье леди Кристабель — единственная ваша забота… Так что же вы собираетесь дать в приданое вашей любимой, дочери? — Я же вам уже сказал: пять тысяч золотых в день свадьбы и столько же немного позже. — Надо уточнить дату, барон, надо уточнить дату, — проворчал старик. — Ну, скажем, через пять лет. — Срок большой, и потом вы даете дочери чересчур скромное приданое. — Сор Тристрам, — сухо сказал барон, — вы уж слишком долго испытываете мое терпение. Прошу вас все-таки вспомнить, что дочь моя молода и красива, а вы этими достоинствами могли обладать лет пятьдесят тому назад. — Ну-ну, не надо сердиться, Фиц-Олвин, я ведь с добрыми намерениями: я рядом с вашими десятью тысячами могу положить миллион золотых, — да что я говорю миллион? — два миллиона. — Я знаю, что вы богаты, — прервал сэра Тристрама барон, — к сожалению, мне до вас далеко, но, тем не менее, я хочу, чтобы моя дочь стала одной из знатнейших дам Европы. Я хочу, чтобы положение, которое займет леди Кристабель, было не ниже, чем у королевы. Вы знаете о моих честолюбивых отцовских замыслах и все же отказываетесь вручить мне сумму, которая помогла бы их осуществить. — Не могу понять, дорогой Фиц-Олвин, чем может повлиять на счастье вашей дочери то, останется в моих руках половина моего состояния или нет. Все доходы от миллиона, от двух миллионов я отпишу леди Кристабель, но сам капитал будет принадлежать мне. Вам не стоит беспокоиться, я обеспечу своей жене королевское существование. — Это все выглядит прекрасно… на словах, дорогой Тристрам, но позвольте вам заметить, что, когда между супругами существует такая большая разница в возрасте, это часто ведет к непониманию в семье. Может случиться так, что прихоти молодой женщины станут вам невыносимы и вы заберете то, что дали. Если же половина вашего состояния будет в моих руках, я буду спокоен за счастье дочери, ей нечего будет бояться, а вы сможете ссориться с ней сколько вам будет угодно. — Ссориться?! Вы шутите, дорогой барон, в жизни не случится с нами такого несчастья. Я так люблю вашу нежную голубку, что побоюсь ее огорчить. Я уже двенадцать лет надеюсь получить ее руку, а вы думаете, что я стану перечить ее прихотям! Да сколько бы их у нее ни было, она будет богата и сможет их все удовлетворить. — Позвольте вам сказать, сэр Тристрам, что если вы еще раз откажетесь удовлетворить мою просьбу, я, не обинуясь, беру свое слово обратно. — Вы уж очень спешите, барон, — проворчал старик, — давайте еще раз все хорошенько обсудим. — Я сказал все, что должен был сказать; мое решение принято. — Не упрямьтесь, Фиц-Олвин. Ну, а если я вам дам пятьдесят тысяч золотых? — Вы что, оскорбить меня хотите? — Оскорбить?! Как вы плохо думаете обо мне, Фиц-Олвин!.. Ну, скажем, двести тысяч?.. — Хватит, сэр Тристрам. Я знаю размер вашего состояния, поэтому принимаю эти предложения как насмешку. Что мне ваши двести тысяч? — Разве я сказал двести тысяч, барон? Я хотел сказать пятьсот тысяч — пятьсот, слышите? Очень приличная сумма, ведь вполне приличная? — Приличная, — согласился барон, — но вы только что сами мне сказали, что могли бы положить два миллиона рядом со скромными десятью тысячами моей дочери. Так дайте мне миллион, и завтра же моя Кристабель станет вашей женой, если вы этого хотите, мой добрый Тристрам. — Миллион? Вы хотите, чтобы я доверил вам миллион, Фиц-Олвин? Это и вовсе нелепо: не могу же я, будучи в здравом уме, вручить вам половину моего состояния! — Вы что, сомневаетесь в моей честности и порядочности? — раздраженно воскликнул барон. — Нисколько, дорогой друг, нисколько. — Вы подозреваете меня в том, что у меня есть еще какой-либо интерес помимо счастья моей дочери? — Я знаю, что вы любите леди Кристабель, но… — Что «но»? — поспешно прервал его барон. — Решайтесь немедленно, или я навсегда отказываюсь от принятых мною обязательств! — Вы даже не оставляете мне времени подумать. В это время в дверь осторожно постучал слуга. — Войдите, — сказал барон. — Милорд, — доложил лакей, — прибыл гонец от короля со срочными известиями; он ждет позволения вашей светлости, чтобы сообщить их. — Проводите его сюда, наверх, — ответил барон. — Ну, а теперь, сэр Тристрам, вот вам мое последнее слово: если до прихода гонца, а он будет здесь через две минуты, вы не согласитесь исполнить мои желания, не видать вам леди Кристабель. — Ради Бога, послушайте меня, Фиц-Олвин, умоляю, послушайте! — Не хочу ничего слушать; моя дочь стоит миллион; а потом, вы же сами сказали мне, что любите ее. — Нежно люблю, видит Бог, нежно люблю, — прошамкал безобразный старик. — Так вот, вы будете очень несчастны, сэр Тристрам, потому что придется вам с ней расстаться навеки. Я знаю одного молодого сеньора, знатностью не уступающего королю, при этом богатого, очень богатого, и приятного лицом, который ждет только моего согласия, чтобы предложить моей дочери свое имя и состояние. Если вы еще будете хоть секунду колебаться, то завтра — понимаете, завтра! — та, кого вы любите, моя дочь, прекрасная и очаровательная Кристабель, станет женой вашего счастливого соперника. — Вы безжалостны, Фиц-Олвин! — Я слышу шаги гонца. Так да или нет? — Но… Фиц-Олвин! — Да или нет? — Да, да, — прошептал старик. — Сэр Тристрам, дорогой друг, подумайте, какое счастье нас ждет: моя дочь — сокровище изящества и красоты. — Да уж, хороша, ничего не скажешь, — подтвердил влюбленный старик. |