Онлайн книга «Ты - лучший»
|
Каседас печально смотрела на Эдди и Алисию. Жаль девочку. Она влюблена, вернее думает, что влюблена, но Эдди не готов к этому. Он очарован Морин, а Алисита для него больше не существует. Так, где-то там, в другой жизни, девочка-подросток, подружка – но не возлюбленная. Эдди не думал ни о чем вообще. Он был счастлив и умиротворен. Прекрасный ужин и красавица Морин почему-то всколыхнули воспоминания о доме. Амазонка прекрасна, сельва – величественна, но и Уэссекс по-своему красив. Интересно, как бы смотрелась эта зеленоглазая Морин на официальном портрете в качестве супруги молодого лорда… Морин рассмеялась, с ужасом чувствуя, как с одной стороны ее буравит взглядом Алисита, а с другой – Джон Карлайл. Потом раздался и его голос, в котором смешались насмешка и откровенная ярость: – Вы прямо убийственное воздействие оказываете на людей, мисс О’Лири. Вам вот-вот сделают предложение… Она приняла вызов: – Да? Неужели вы надумали жениться, босс? – Почему я? Эдуард подходит куда лучше. На его стороне молодость и титул. Каседас с тревогой посмотрела на обоих и осторожно произнесла: – Надеюсь, ты шутишь, дорогой… В этот момент за окнами громыхнуло так, что на столе задребезжала посуда. Морин подскочила на стуле, а затем с тревогой посмотрела в окно. Гроза наконец-то решила начаться. Небо стало беспросветно черным, и лишь изредка его перечеркивали ослепительные зеленые молнии. Морин еще никогда не приходилось видеть такого. Она зябко повела плечами. – Не думала, что меня может напугать гроза. Джон внезапно положил ей руку на плечо, и Морин вновь замерла от его прикосновения. Тепло разлилось по ее телу, странная истома, словно усыплявшая ее волю… – Не бойся. Гроза далеко. Хочешь, засечем время от молнии до удара грома? Сколько секунд – столько и километров. Давай лучше прогуляемся. – Хочешь, чтобы я бросила вызов ветру и буре? Я боюсь. – Ведьма не может бояться грозы. – Так я ведьма? – Ты же ирландка. – Знаете что, босс! – Что? – А пошли! Гулять так гулять. Морин сама не могла понять, что происходит. С этим мужчиной она пошла бы даже грабить банк, причем хоть сейчас. Джон смотрел на нее и не мог отвести глаз. Как ей идет красный цвет! И какие зеленые у нее глаза! – Ну и как вам Эдди? – Мне казалось, мы уже перешли на «ты»? – Хорошо, как тебе Эдди? – Дай подумать. В целом – хорошо. Добрый, честный, веселый мальчик, остроумен, хорошо воспитан. Обаятелен. В нем чувствуется порода – в самом лучшем смысле этого слова. – То есть он тебе понравился? – Знаешь, босс, в твоих устах это звучит почти как обвинительный приговор. Он милый парень – это все, что я имела в виду. – Зато он явно имел в виду что-то другое… Как ты считаешь, у них с Алиситой серьезно? – Нет. То есть я могу ошибаться… – Не можешь. Ты хорошо знаешь мужчин. – Ой, только ради бога, не приводи в качестве иллюстрации этого Боско Миллигана! – Забудь о нем! Или у тебя тоже психотравма? Я волнуюсь за Алиситу. Она хорошая девчонка и отличная помощница для Касы и для меня, когда я живу здесь, но жизни, а тем более людей она не знает. Морин тихо ответила: – Она должна учиться сама. На своих ошибках. Ты не в силах ее оградить от этого. – Так что насчет Эдди? Он влюблен в нее? – Я бы сказала так: она ему нравится, потому что она симпатичная девчонка и его ровесница, но сам Эдуард… – Надо же, дорос наконец-то до Эдуарда. – В каком смысле? – Мои ребята зовут его Эдди-малыш, а когда он только приехал, звали его Эдди-Помидорчиком. Он обгорел на солнце в первый же день. – До чего же мужики могут быть бестактны… – Сейчас они смеются над этим все вместе. У Эдди… виноват, у Эдуарда хороший характер. Морин отошла к перилам и глубоко вдохнула посвежевший, пахнущий озоном воздух. – Я думаю… как ни жаль Алиситу, но он скоро уедет отсюда. Как только поймет, что сполна насладился приключениями в девственных лесах. – Кроме того, он втюрился в тебя… – Босс, это невыносимо! Что это за «втюрился»? – Я ранчеро. Приходи ко мне в Лондоне, там я более цивилизован. – Это тебе кажется! Молодой Эдуард вовсе не втюрился, как ты выражаешься. Самое интересное, что и Алисита тоже не влюблена в него. – О, как интересно! – Это просто. Они оба в том возрасте, когда любовь необходима, как воздух. Так уж получилось, что им просто некого любить в этой глуши. Естественно, что они тянутся друг к другу, но если один из них уедет, все закончится. А если уедешь ты, рыжая? Ничего тогда не закончится, ничего… Морин испытующе посмотрела в задумчивые очи витавшего где-то Джона Карлайла, сердито фыркнула, сбросила с ног туфли и выбежала на траву газона. Первые капли дождя ударили по листьям магнолий. Морин вскинула руки к небу и рассмеялась; словно отвечая ей, сверкнула развесистая сине-зеленая молния. Джон смотрел на девушку и думал… Видеть тебя каждый день, каждый час. Целовать тебя, ласкать твою нежную кожу. Зарываться лицом в золотые локоны. Пить твой запах, дразнящий и нежный, свежий и пряный. Просыпаться, сжимая тебя в объятиях. Засыпать, целуя тебя, рыжая… Она танцевала, ведьма эта рыжая! В странном, не то цыганском, не то испанском танце кружилась по лужайке, залитой странным, предгрозовым, немножечко потусторонним сиянием. Джон с тихой тоской возвел глаза к небу. Если это не называется – соблазнять мужчину, то он уж и не знает… – Суровый босс! Что ты там забыл? Иди скорее сюда, здесь же так… так здорово!!! И неведомая сила сорвала Джона Карлайла с места, метнула его прямо через резные перила, по влажной траве, сквозь стремительно густеющие сумерки, к рыжей ведьме, пляшущей под молниями. Он схватил ее так крепко, что дыхание перехватило у обоих. Прежде, чем каждый из них смог понять, что происходит, они уже целовались, яростно, почти с ненавистью впиваясь друг в друга. Джон не понимал, что с ним происходит. Словно туман застилал ему глаза, обволакивал разум, мешая думать с привычной рассудительностью… Он всегда умел контролировать себя. С самых малых лет, с того времени, как не стало мамы. Тогда маленький мальчик научился не плакать, чтобы не сердить папу. Потом мальчик вырос, совершенно точно зная, что нет на свете эмоций и чувств, которые нельзя было бы держать в узде. И вот теперь привычный мир рушился. Стены крепости, с таким трудом воздвигнутой Джоном Карлайлом вокруг собственной души, оказались бумажными, и едва опаляющий ветер страсти дохнул на них – они рассыпались в пепел. |