Книга Благие намерения, страница 49 – Александра Маринина

И как же угораздило Родислава жениться на этой недалекой простушке? Что-то он невеселый, будто свадьба ему не в радость. Ну да понятно, окрутили парня небось через постель, ему и деваться некуда. Может, Любка уже и беременна. Даже, скорее всего, так и есть, уж больно платьице на ней затрапезное, сидит, пузо под столом скрывает, а с пузом разве можно настоящее подвенечное платье надевать? Курам на смех! Конечно, Родику не до веселья. Вот бедолага! И еще, наверное, боится, что Аэлла ему тот зимний эпизод припомнит. Думает, она в него влюблена и для нее это что-то значит. Дурачок! Надо лишить его всех иллюзий. Только как это сделать?

Ну конечно! Надо пригласить его, когда объявят белый танец, и поговорить. Заодно и Любку позлить: она сидит со своим пузом, лишний раз встать боится, чтобы перед гостями не позориться, а Аэлла будет с ее мужем танцевать. Вот так-то! Вообще-то Любку впору пожалеть, чего тут злорадствовать…

– Что-то ты грустный, – заметила Аэлла, когда они с Родиславом оказались среди танцующих. – Свадьба не в радость, что ли?

– Голова болит, – скупо ответил он. – Устал.

– Понятно. Хочешь, выйдем на балкон, подышим воздухом? – коварно предложила она.

Пусть все увидят, как жених уединяется на балконе с другой женщиной, куда более красивой и нарядно одетой, чем его никчемная невеста.

– Нет, не надо.

– Как хочешь. Ты доволен, что женился? – допытывалась Аэлла, пытаясь заставить Родислава сказать хоть что-нибудь, что повысило бы ее самооценку.

Но пока ничего не получалось.

– Конечно, я очень рад, – коротко сказал Родислав.

Аэлла почувствовала, что он слегка отстранился, и теперь ее щека уже не была прижата к его шее.

– Знаешь, Родик, я хотела тебе сказать, что тогда, на даче, все вышло ужасно по-дурацки. Я глупо пошутила, а ты воспринял это всерьез. Давай забудем об этом, ладно?

– Давай, – с явным облегчением сказал он.

– И никогда не будем об этом вспоминать, хорошо?

– Хорошо. Не будем.

– Или ты вспоминаешь? – лукаво спросила Аэлла. – Признавайся, вспоминаешь?

– Перестань. Мы же договорились забыть об этом. Вот и давай забудем.

До конца танца они проговорили о каких-то пустяках, причем говорила-то в основном Аэлла, Родислав же ограничивался односложными междометиями.

Еще около часа Аэлла сидела рядом со своим мужем и развлекала гостей рассказами о тенденциях в западной моде: благодаря знакомствам матери зарубежные журналы в их доме не переводились, причем самые свежие. Наконец она поняла, что скоро все начнут расходиться и пора сделать ход козырной картой. Она встала и подошла к Любе.

– Любаша! – громко произнесла она.

Все замолчали и посмотрели на них. Очень хорошо, это как раз то, что ей нужно.

– В этот незабываемый для тебя и Родислава день я хочу сделать тебе подарок, который обязательно принесет тебе счастье в семейной жизни. В память о нашей детской дружбе я дарю тебе этот браслет, который обязательно сделает тебя счастливой, так же, как сделал счастливой меня. Возьми и носи!

С этими словами она сняла с руки красивый изящный браслет и протянула Любе.

– Что ты, – покачала головой Люба, – я не возьму, он очень дорогой. Не нужно, Аэлла.

– Бери, – шепнула Аэлла. – Он действительно очень дорогой, но это не золото, так что не бойся. Бери-бери, он счастливый, его привезли из Мексики, а до этого местные индейцы над ним проводили специальный обряд, чтобы он приносил счастье. Мне уже принес, пусть теперь тебе принесет.

Услышав про обряд, Люба невольно бросила взгляд на Родислава и поняла по выражению его лица, что он тоже это услышал. На лице жениха Люба увидела скептическую усмешку, которая развеяла все ее сомнения.

– Спасибо, Аэлла.

Она поцеловала подругу, взяла браслет, застегнула вокруг запястья и подняла руку высоко вверх, чтобы продемонстрировать подарок гостям. Все зааплодировали и стали говорить, что вот какие бывают замечательные подруги, с себя снимают драгоценности и дарят, ничего для друзей не жалеют.

Аэлла наслаждалась триумфом.

* * *

Праздник закончился, гости разошлись, остались только молодые, Клара Степановна и семья Головиных. Анна Серафимовна тут же принялась хлопотать.

– Сейчас все уберем, быстренько посуду перемоем и тоже домой пойдем. Томочка, давай помогай.

Люба переоделась и занялась привычными хозяйственными делами. Все вместе женщины довольно быстро навели порядок, правда, посуду пришлось мыть в ванной – в кухонную раковину такое количество тарелок, чашек и бокалов не помещалось. И еще возникли сложности с размещением в холодильнике оставшихся продуктов, которых тоже оказалось изрядно. Долго судили-рядили, потом приняли решение все разделить пополам, уложить в пакеты, банки и кастрюльки с тем, чтобы свою половину Головины забрали с собой. Анна Серафимовна и Зинаида долго отнекивались, но еду в конце концов забрали. Клара Степановна проявила деликатность и ушла ночевать к подруге, живущей в соседнем доме.

– Мама решила, что у нас будет настоящая первая брачная ночь, и ушла, чтобы не мешать и не смущать нас, – пояснил Родислав, когда Люба, выйдя из ванной, не обнаружила свекрови в квартире.

– Неужели она так думает? – удивилась Люба. – А мне казалось, что она все про нас с тобой знает.

Родислав смутился.

– Ну, так положено. Все-таки ты в первый раз остаешься здесь ночевать на законных основаниях. Тот раз не в счет, – добавил он, имея в виду ночь перед похоронами Евгения Христофоровича.

Люба отчего-то тоже смутилась. Действительно, впервые она ляжет в постель с Родиком в качестве законной жены. Это будет так же, как раньше, или как-то по-другому? Наверное, по-другому. Ей стало немного боязно.

– Давай подарки посмотрим, – предложила она, стараясь оттянуть момент, когда придется рискнуть и узнать, как это – «по-другому».

– Давай, – охотно согласился Родислав, и Люба поняла, что он тоже нервничает. Бедный Родик, досталось ему сегодня! Сначала волновался, переживал до тошноты, потом его пробил понос, потом разболелся живот…

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила она. – Как твой живот? Не прошел?

Он отрицательно покачал головой.

– Немного лучше, но все равно побаливает.

– Хочешь, я бабушке позвоню, спрошу, как лечить? Она всякие народные средства знает, что-нибудь посоветует.

– Не нужно, неудобно, поздно уже, – отказался Родик. – И вообще как-то по-дурацки: у нас с тобой первая брачная ночь, а я животом маюсь. Самому стыдно.